Локальный конфликт

Голова кружилась. Его мутило. Когда он снял шлем, волосы были мокрыми от пота. Если их не высушить феном и отправиться так на улицу, то обязательно заболеешь. Реальный мир казался размазанным. Кондратьев не сразу сумел разглядеть, какое положение занимают фосфоресцирующие стрелки часов. Он несколько раз ошибся. Когда же стрелки наконец-то приняли четкие очертания, он стал высчитывать, сколько времени летал. Выходило, что часа три, но расчеты были приблизительными, потому что он не запомнил, когда точно надел шлем.

Пальцы вспотели. Кондратьев отложил шлем, огляделся.

Лишь из-за того, что верхняя лежанка пустовала, а занятой оказалась средняя, Кондратьев понял, что наблюдатель сменился. В больших черных шлемах они были похожи друг на друга, как близнецы, а может, они действительно ими были, но егерь не стал снимать шлем с головы того наблюдателя, который бодрствовал, и сравнивать его внешность с внешностью того, кто спал.

Плитку шоколада кто-то доел, а книжки не тронул.

Кондратьев встал, оттолкнувшись руками от подлокотников, но чуть не упал, когда попробовал сделать первый шаг — ноги затекли и болели, он поискал руками опору, все еще боясь дотрагиваться до аппаратуры, наткнулся на спинку кресла, перенес на руки большую часть веса своего тела. Передохнув немного, сгреб куртку, прокрался наружу и только там стал одеваться, быстро, пока не замерз, просовывая руки в рукава.

— Удачно?

Наблюдатель по-прежнему сидел на корточках, и если бы он не проводил Кондратьева в палатку, то могло показаться, что он провел здесь все три часа. Темнело. Маленький огонек на кончике сигареты едва освещал лицо, окрашивая все — и кожу и часть одежды — в красное, но, вероятно, на самом деле красными были только белки глаз.

— Да, — сказал Кондратьев, — спасибо.

— Не за что. Поздравляю.

Лагерь уже впал в спячку. Лишь часовые бродили по периметру.

— Закуришь?

— Бросил я.

— Извини. Забыл.

В руке у него опять была кружка. Из нее тянулся сладкий приторный аромат, от которого у Кондратьева забеспокоился желудок, заурчал, обиженный тем, что его разбудили, а раз уж это произошло, то для того, чтобы он успокоился, ему надо что-нибудь дать. Но с собой у Кондратьева ничего не было, а просить что-то у наблюдателя он постеснялся. Наблюдатель закашлялся. Хриплый кашель вырывался из его горла толчками, точно горло его сводили спазмы, проход становился слишком узким и весь воздух из него вырваться не мог. Дыхание у него было обжигающим, как у дракона, но без огня. Это он компенсировал зажженной сигаретой.

— У меня есть бисептол, — сказал Кондратьев.

Наблюдатель откашлялся, непонимающе посмотрел на егеря, потом заглянул в чашку, его передернуло, он спросил:

— А сахара случайно нет?

— В палатке.

— Тогда не надо. Спасибо.

— Я пойду, — сказал Кондратьев, — завтра рано вставать. Пока.

— Счастливо тебе. Мне вот что-то не спится. Посижу еще минут десять, а там опять колонну надо будет сопровождать.

Глава 14

На равнине снег уже начинал потихоньку сходить, просачиваться в землю, как в канализационные люки, кое-где собираясь в неглубокие лужицы, вероятно, из-за того, что природные трубопроводы засорились. Дабы избежать появления болота, их надо побыстрее почистить, но у людей и без того забот хватало.

Из-под снега стали проявляться замороженные позабытые тела, которые спали в сугробах всю зиму, никем не потревоженные и не найденные, но теперь похоронным командам, состоявшим в основном из местных жителей, приходилось все чаще иметь с ними дело. Разных людей они находили: сепаратистов, мирных жителей, иногда солдат. Тела сохранились превосходно, как в вечной мерзлоте, а если бы начался новый ледниковый период, то они в таком же виде долежали бы до следующих эпох, став бесценным кладом для археологов будущего. Но солнце с каждым днем пригревало все больше и больше, а его лучи вгрызались в снежный покров совсем как зубы хищника, рвущего лакомые куски мяса. Что же они будут делать, когда снег кончится? Примутся за людей?

Немного ждать осталось. Тогда, стянув одежду, можно попробовать заполучить прославленный местный загар. Кожа всего за пару дней приобретет кофейно-молочный цвет, а вот трупы, с незапамятных времен именовавшиеся «подснежниками», начнут гнить и разлагаться.

В горах с приближением весны снег стал еще больше искриться, переливаться, раздражая этим глаза, и лишь очень хорошие фирменные очки, а не дешевая подделка с яркой наклейкой, спасали от него. Но таять он, похоже, не собирался. На горных вершинах, хоть они и были поближе к солнцу, нежели равнинные области, снег спокойно переждет и весну, и лето, а осенью скатится по склонам и опять затопит все окрестности. Вот только не стоять бы у него на пути в то время.