Локация «Берег»

— Да, да, молодой человек, я не так стар, хотя родился еще при царе, — улыбнулся Михаил Петрович. — А это, — он поднял руку к уху, — следствие заражения энцефалитом. Случайно вышло. Но в результате глухота и рука не слушается. Так что будьте осторожны, когда станете работать с материалами. В 1937 году, еще до вашего рождения, я участвовал в экспедиции нашего крупного ученого Зильбера. В Хабаровском крае исследовали природу инфекционного неврологического заболевания. Нашли причину возникновения болезни. В итоге выделили вирус, вызывающий клещевой энцефалит.

— За открытие вируса Михаил Петрович и другие ученые группы Зильбера получили Сталинскую премию в 1941 году, — вмешался в разговор директор — академик Косяков. — Лев Александрович Зильбер участвовал и в подавлении вспышки чумы в Нагорном Карабахе в 1930 году. У нас в институте, между прочим, работала и создательница советского пенициллина Зинаида Ермольева. Ее изобретение спасло тысячи жизней во время Великой Отечественной войны.

— Да, она великолепный ученый, — покивал Чумаков. — Сейчас мы сотрудничаем с американскими учеными Джонасом Солком и Альбертом Сэйбином. Проводим испытания американской вакцины, пытаемся наладить производство вакцины у нас. Полиомиелит — страшный вирус. Думаю, вы знаете об этом.

— Это невероятно интересно, — у Кедрова горели глаза. Он сидел рядом с такими учеными, они разговаривали с ним на равных. Так могут вести себя только очень интеллигентные образованные люди. — Я мечтаю тоже бороться с болезнями. Меня больше занимают проблемы раковых заболеваний. Я абсолютно уверен, что не только саркома Рауса, но и другие разновидности рака имеют вирусное происхождение.

— Ну, в принципе вирусное происхождение рака Лев Зильбер обосновал еще в 40-х года, — заметил Чумаков. Они тут же переглянулись с Косяковым, и эту тему почему-то замяли.

Александра повели на экскурсию по лабораториям, показывали подопытных животных, стерильные боксы, оборудование.

«Вот бы здесь попрактиковаться, — подумал Кедров. — Наверное, со связями Миронова это было бы вполне возможно. Мои сокурсники обзавидовались бы».

Александр в самом деле был увлечен будущей профессией. Его волновали истории о героях науки, заражавших себя вирусами, чтобы наблюдать за течением болезни и испытывать на себе новые препараты. Эти люди спасали сотни других своей самоотверженностью. Кедров видел себя среди таких же героев в белых халатах.

Противоречие между вчерашней экскурсией на развалины усадьбы и сегодняшним отношением ученых к обыкновенному французскому студенту вызывали сумятицу в душе Кедрова. Ему все больше нравилось в Советском Союзе.

Но и сам Миронов внес определенную долю сомнений… Когда они вдвоем вышли из института, Александр без умолку перечислял все достоинства микробиологии. Хвалил сотрудников института, вспомнил про Зильбера и тут же спросил:

— Мне интересна проблема вирусного происхождения рака. Михаил Петрович начал говорить про Зильбера и вдруг оборвал себя. Почему, Дмитрий Кириллович?

— Поехали ко мне. Я тебе позже расскажу.

Они сели в ЗИМ и направились на Кутузовский проспект, где у полковника МГБ СССР в отставке Миронова находилась квартира. Не слишком большая, но все же просторная по сравнению с той коммуналкой на Малой Бронной, где он жил до войны.

Блестящий паркет, чистота, граничащая со стерильностью. Тишина в квартире.

— Вы один живете? — спросил Александр.

— Зачем же? У меня сын есть, но он с невесткой и внучками на даче. Я тоже отдыхаю от них. Больно шумные. Старшую внучку Ольгой зовут, — он поставил трость в корзину для зонтиков. — Проходи, голубчик. Давай по-простому, на кухне. Ты водку пьешь?

Кедров пожал плечами.

— Как-то не приходилось. Я вино предпочитаю. Ну, пиво на худой конец. А еще лучше кофе. Люблю кенийский кофе. В нем нет сладости бразильского или колумбийского кофе.

— Да ты гурман! А я тут несколько опростился, — посетовал Миронов. — Давай тогда чайку, что ли.

Он поставил чайник на плиту и указал на один из массивных стульев:

— Присаживайся.

— Так что с этим ученым? — напомнил Александр о недавнем своем вопросе.

— С ним, к счастью, ничего, — вздохнул Дмитрий Кириллович. — Если не считать того, что в 1930 году его посадили первый раз. А второй раз уже в 1937-м.

— За что? — испуганно воскликнул Кедров.

— В 37-м на него написали донос. Нелепый как и большинство доносов. Дескать, он хотел заразить москвичей, запустив вирус энцефалита по городскому водопроводу. С другой стороны его обвиняли, что он медленно разрабатывает лекарство против энцефалита.

— И что, это восприняли всерьез?

— Тогда и более нелепые вещи воспринимали за чистую монету. Спасибо, что не расстреляли. Сидел в лагерях на Печоре. Но и там работал. Разработал препарат из ягеля против авитаминоза и спас жизнь многим заключенным. Два года отсидел, а вернувшись, как это ни парадоксально, стал заведующим отдела вирусологии в Центральном институте эпидемиологии и микробиологии.

— Не понимаю, как такое возможно?