Лоханка

Я хотел прилечь в тенёчке да покемарить, но товарищ мой указал, где замаскироваться и куда наблюдать. Когда он начинает распоряжаться, я никогда не перечу – он ведь только с виду простак, а на самом деле много в чём понимает, особенно если ситуация обостряется. Часа два всё было тихо, только перекликались бойцы со стороны будущего брода, костеря ледяную воду и напористое течение. А потом послышалась стрельба, и мы срочно перешли в состояние готовности к движению. Что было потом – почти не помню. Лежал и стрелял по фигуркам, перебегающим между редкими деревьями. Был совершенно спокоен и, кажется, не промахивался – не то чтобы я какой-то особенно меткий стрелок, но карабин у меня пристрелян, и я умею концентрироваться.

Потом справа показалась цепь нашей второй роты, и все, кого я только что «убил», вскочили и пустились наутёк. Я ещё два раза успел пальнуть, а потом цели куда-то подевались. Через час с чем-то, стуча зубами от неожиданно холодной воды, мы были на другом берегу. Это, получается, у меня состоялось боевое крещение. Вроде я не особенно сплоховал, только трясло меня немного… от холодной ванны на нижнюю часть тела.

* * *

– Далеко бьёт и точно, – командир расчёта вечером довольно погладил пулемёт, тот самый, незнакомый, крупнокалиберный. – Судя по всему, вроде как нашенский – очень уж он своим устройством на «дегтяря» похож. И станок под ним знакомый. Только непонятно, как он не у нас оказался, а у них?

Я молчал потому, что неоткуда мне, беспамятному, знать про то, что это некий прототип ДШК, только пока секретный и не доведённый до ленточного питания. Дисковый же магазин, на мой взгляд, однозначно выдавал авторство Дегтярёва.

Через сутки полк вышел на заданный рубеж и занял оборону. Наши тачанки отвели вглубь, – как объяснил взводный – чтобы можно было быстро подъехать в нужное место туда, где станет горячо. Мы оказались незанятыми и спустя сутки вернулись в обоз, потому что некомплект в лошадях, и без того бывший большим, после обстрела полка на марше сильно усугубился. И началась у нас жизнь в дороге: то туда, то сюда. Бойцы-то более-менее на месте сидят, а мы то патроны возим, то жратву, то палатки – много разного имущества нужно доставить нескольким сотням крепких молодых организмов.

Дороги здешние отличаются крайне ограниченной проходимостью. Берега для съезда в реку неудобны – болотисты, изобилуют ручейками и зарослями на любой вкус: от крупных деревьев, преграждающих путь торчащими во все стороны корневищами, до густых кустарников. Броды тоже являются серьёзным препятствием. Потом начинаются подъёмы-спуски, выматывающие лошадиные силы и наши солдатские души. К этому следует добавить обстрелы издалека – обычно один-два выстрела, но довольно опасных, прицельных. То над головой свистнет, то в телегу угодит – так и старшину нашего ранило. Двух лошадок мы тоже потеряли – они, как ни крути, крупная мишень.

Старшим назначили одного из командиров отделений – это сейчас скорее воинское звание, чем должность. То есть в петлице два треугольника. У старшины же, который на самом деле помкомроты – два квадратика, а не пила из четырёх треугольничков, как я примечал в фильмах про войну. Но он пока хромает с палочкой по расположению, потому что в дальней тяжёлой дороге был бы обузой.

Так вот, как-то подходим мы порожняком к станции, где обычно получаем свой груз, и вижу я неподалеку от въезда в посёлок стоит, покосившись, до боли знакомый мне гусеничный экипаж. Один из тех, что собирают у нас в мастерских. Привязал я вожжи к задку телеги Кобланды и подошел поближе. Тут, как положено, часовой при оружии строгим голосом спрашивает:

– Стой! Кто идёт?

– Механик Беспамятный прибыл для осмотра техники, – отвечаю.

– Ах ты прибыл! – обрадовался солдат. – Так что у меня приказ, охранять эту бранзулетку, пока не прибудет техник. Принимай машину, а я возвращаюсь к своим.

– Стой, – говорю, – как же так сразу, не покурив, не поговорив, – и протягиваю кисет. Отделенный командир наш тоже подошёл, протянул бойцу фляжку с разбавленном водой… что-то местного производства, кажется. Терпкое такое вино, почти не кислое. Вечно я названия путаю… – Так откуда здесь эта страсть появилась? – спрашиваю.

– Эти… инсургенты хотели захватить станцию и погнали на нас ось цю танкетку, а только не вышло у них никого злякаты. С одной гранаты вон из того окопчика, – махнул он рукой вправо, – её с дороги снесло. А уж пеших мы з кулэмёта прижали к земле и заставили отойти, – а сам подбоченился гордо и табачок щедрой рукой загрёб в свою «халявную» самокрутку чуть ли не из четверти газетного листа. А мне не жаль: сам-то я не балуюсь – для хороших людей держу или Кобланды отдаю для обмена на разные полезные вещи.

Я отделенному подмигнул и занырнул внутрь машины. Да ничего страшного ей не сделалось – так, несколько отверстий в корпусе. Есть сквозные, есть и пулями заткнутые. Что гусеницу сорвало – так всего-то один трак и нужно заменить, а где они в этой машине припасены, я знаю – сам формировал ЗИП. В аккурат под полом в кузове между труб с торсионами.