– Беспамятный, – смутился я, протягивая руку.
– Кобландыева, – улыбнулась красавица, непринуждённо подавая мне свою тонкую ладошку.
Сразу видно, что из благородных. Из «бывших», как сейчас говорят. Не зевает, однако, мой друг. Да и в петлице у него уже не треугольник, а квадратик – их ещё кубарями зовут. Всего-то несколько месяцев прошло, как мы расстались, а уже два повышения в звании, причём он теперь не младший командир, а средний. Комвзвода – это примерно лейтенант.
Пока мы с гостем радостно смотрели друг на друга, его супруга продолжала «докладывать»:
– Нас послали в Москву на курсы читать лекции о тактике применения бранзуколонны для доставки довольствия и питания в действующие войска в сложных дорожных условиях. Но он такой хитрый! Хочет воспользоваться случаем и ходатайствовать о направлении его на учёбу. Поэтому ему надо где-то оставить меня на время, пока он всё это уладит, и ещё попросить вас посмотреть тексты докладов и схемы маневрирования. И таблицы проверить, – и взглянула на меня просительно.
– Так ты, Софья, к Анне на квартиру просись – ей лишние деньги нынче не помешают, – встряла Павла Никитична. – А мужики пока в Ивановой халупе с этими… докладами, поразбираются. У Анны-то чистота и порядок – так что пошли, провожу тебя.
Ну да, не в моей мазанке такую «принцессу» принимать – этот намёк я понял. А с Кобланды взял обещание сходить со мной на завод и поговорить с людьми – он у нас самый искушённый эксплуатационник, поэтому встретиться с ним людям будет интересно. Тем более пользуется он нашей техникой.
Вообще-то, деньги для Анны я оставлял в её дровянике в бумажном конверте. Она забирала, отписывала в ответ благодарное слово, но встречаться нам больше не случалось. Видно, о моём таком участии в своей жизни она тётке не рассказывала – похоже, грех, что между нами был, тяготил её. Возможно, возникло у женщины чувство вины после потери дорогого человека. Сильно она своего Никодима любила – даже прелюбодействовала со мной, считай, ради него. Поэтому я старался не мельтешить у неё перед глазами.
А с другом мы просидели над его бумагами довольно долго. Было видно, что они переписаны грамотной рукой Софико, но та не вполне владела технической терминологией. Кобланды тоже не каждое слово применял правильно. Поэтому вмешиваться мне пришлось во многое. Ну и не обошлось без теоретического спора.
– Слушай, зачем ты обязательно хочешь ставить крупнокалиберный пулемёт? – возмущался товарищ. – Мы на наши машины ставили и «Максимка», и «Дегтяря» пехотного – помогает отбиваться от обстрел и засада. Хотя, конечно, крупняк лучше, – добавлял он смущённо.
– А потому, голова твоя светлая, что в грузовом отсеке можно вместо груза разместить целое стрелковое отделение – красные командиры обязательно до этого додумаются. И станут посылать бранзулетки прямо на поле боя, где в них винтовочным огнём сразу сделают много-много дырок. Значит, в зону поражения лёгким стрелковым оружием входить нельзя, а для этого стрелять придётся с полутора-двух километров. То есть из крупняка.
– Ай, Ваня, зачем стрелять? Привезли людей, высадили и поехали назад.
– Ага-ага! Так командир и отпустит назад машину, вооружённую пулемётом и защищённую хоть каким-то железом в то время, когда его подразделения идут в атаку на зарывшегося в землю неприятеля. Надо ведь чем-то давить пулемёты, – продолжаю я втолковывать упёртому азиату.
– Против пулемётов полагается применять пушки, – стоит он на своём.
– Мало ли что полагается. Но они – то ли есть, то ли нет. А приказ атаковать уже получен.
Так вот мы и теоретизировали о разных случаях, проводили расчёты, прикидывали всяческие подходы – от этого доклад моего товарища распух и сильно переструктурировался.
Оказывается, вскоре после того, как меня демобилизовали, в наш полк привезли ещё четыре гусеничных транспортера, когда-то сделанных у нас в мастерских для уважаемых людей и спешно мобилизованных для армейских надобностей. Командовать этой колонной поставили моего товарища, отчего он и в звании быстро подрос, и заработал репутацию расторопного и распорядительного командира – давалось ему дело военное.
На завод он заглянул, поблагодарил рабочих за нужные машины, поглядел на наши наброски, на фанерный макет, воздвигаемый на козлах в углу сборочного участка, и вывалил целую кучу мелких замечаний. И как пробку топливного бака защитить, и куда лопату прикрепить, по составу ЗИПа прошёлся и напомнил о необходимости «приблизить» землю к водителю спереди – а то не видно, что творится прямо перед машиной.
Потом он уехал, а недели через три и супруга за ним последовала. В этот вечер, после того, как я отвёз Софико на станцию и посадил на поезд до Сталинграда, ко мне пришла Анна. Началось у нас всё, как обычно, в сарайчике на верстаке. Она в этот раз лица не прятала и выражение его мне понравилось – видно, что не напрасно стараюсь, хотя и темновато тут. А потом она меня сильно озадачила: