— Что-то я не слышала, чтобы сердары убивали детей. Скорей, они убьют любого, кто причинит вред ребенку.
— Да плевать им на нас! — рыкнула Лентола. — И потом, в балладе ничего нет о возрасте пришельца.
— Откуда я делаю вывод, что ты притянула ее сюда за уши! — прошипела Эша сердито.
Лентола обожгла ее встречным взглядом, и дальше начался такой галдеж, что о Филе напрочь забыли. Притаившись у дверей, он наблюдал за сражением, уже догадываясь, что стал свидетелем битвы, которая началась задолго до его прихода. Скрестив руки на груди, Мастер тоже наблюдал за представлением, откинувшись на стуле. Когда поле сражения заволокло дымом настолько, что было не различить самого предмета спора, г-жа Фе потеряла терпение.
— Достаточно! — сказала она.
Девицы не сразу, но угомонились, продолжая молча сверлить друг друга огненными взорами. Мастер произнес неожиданно веско:
— На основании показаний эмпарота, установлено, что локумтен семьи Фе, присутствующий здесь, попал в Новый Свет не по своей воле и вопреки своему желанию. Принимая во внимания обстоятельства его появления, я решаю оставить его в замке, лично передав с рук на руки Детской Службе. Только она в силах обеспечить ему достойную защиту.
На лицах присутствующих отразилось крайнее изумление. Руфина всплеснула руками:
— В народе говорят, там как раз собрались одни сердары, кому мы отдаем ребенка? Они искалечат его!
— Я так решил, — сказал Мастер. Горький стон вырвался у Руфины, и, закрыв лицо руками, она качнулась взад и вперед среди тягостного молчания.
Филь затаил дыхание, обратившись в глаза и уши — он не понимал, что происходит. Его очень беспокоило, что г-жа Фе, казалось, тоже была поражена.
— Удивительное дело, облегчаешь людям жизнь, а они недовольны! — воскликнул Мастер. — Разве это не то, чего вы хотите? Я избавляю вас от локумтена. Поступление на имперскую службу снимает с него все обязательства.
Руфина отозвалась сухо:
— Кроме одного — служить потом Империи по гроб жизни.
— У любой монеты две стороны. Я же служу!
— Вас не отдавали им, вы из свободной семьи! — вспыхнула Руфина.
— Ну, а у него нет семьи, — бросил Мастер равнодушно, — и не будет.
Мальчик заметил, что г-жа Фе не на шутку рассержена.
— Сейчас будет, — сказала она, вставая.
Лентола в панике вскрикнула:
— Мама! Ты что собралась...
Взгляд матери пригвоздил ее к месту. Умирая от страха, Филь подался к стене: он видел, что г-жа Фе с трудом сдерживает гнев. Она требовательно протянула руки сидевшим по обеим сторонам от нее старшим дочерям.
На лице Лентолы отразился ужас. Руфина вся засветилась от радости, вскочила и сжала ладонь матери в своей. Усмехаясь, Эша заняла место рядом с сестрой. Габриэль хлопнула в недоумении глазами, но послушно присоединилась к ним. Последней поднялась Лентола, будто отправляясь на заклание. Голос хозяйки стал глубоким:
— Поднимется ветер и дрогнет свеча...
Продолжая сидеть, Мастер собрал брови домиком:
— У вас нет на это согласия старшей дочери!
Но Лентола уже лепетала вслед за остальными кое-как, словно у нее отняли язык:
— На свиток пергаментный ляжет печать...
Мастер немедленно принял скучающий вид и стал попеременно раздувать обе щеки.
— Печать общей воли навеки сплетет... И вести об этом молва разнесет... Urbi et orbi, persona grata ad infinitum, — закончила г-жа Фе и обратилась к Филю: — Ты больше не локумтен. Ты необратимо теперь член нашей семьи, если выражаешь свое согласие. Да или нет?
Сначала Филь не мог сказать ни слова. Произнесенная латинская формула в конце означала, что отныне и навсегда перед миром и людьми он здесь желанный человек. В голове мальчика наступила кутерьма. Это что, он теперь, как и они, важная персона?
Лентола простонала:
— Мама, что ты наделала!
Сообразив, наконец, что это было, Филь произнес слабым голосом:
— Да...
— О-о! — Лентола всхлипнула и вынеслась из гостиной.
Всё с тем же скучающим видом, Мастер поднялся следом.
— Ну что же, теперь это ваше дело... Империя умывает руки!
Когда он ушел, г-жа Фе тихо сказала мальчику, словно разом лишилась сил:
— Иди на кухню, здесь ничего не осталось. А ты голодный, поди.
По мнению Филя, ничего съедобного на столе не было изначально. Но хозяйке, видимо, хотелось остаться с дочерьми наедине. По меньшей мере, у Руфины с Габриэль был вид, будто их распирает изнутри — они глядели на мать во все глаза. Спускаясь вприпрыжку по лестнице, Филь подумал: «Что же у меня теперь здесь за права? Неужели такие же, как у Лентолы?!»
Ответ пришел быстро.
— Не хотите ознакомиться с меню на завтра, господин? — спросила его повариха, поднимаясь навстречу.
До сего дня Филя здесь так не называли, и он понял, что в самом деле сделался важной персоной. Он расправил плечи пошире, чувствуя благодарность к Лентоле, которая, видимо, всем уже всё раззвонила.