Макс сделал глоток «Дос Эквиса» и отправился наружу. Лола не сказала ему ни слова после их спора из-за зубной щетки. Возможно, он должен был сначала спросить ее разрешения, но Макс решил, что она все равно скажет «нет», а он все равно воспользуется щеткой. Таким образом, до сих пор он не видел никакого смысла спрашивать. И, как он и сказал ей, она не может ничего от него подцепить. Видит Бог, частью ежегодного медосмотра были все тесты, известные медицинскому сообществу, но если от этого ей станет лучше, то он прокипятит эту чертову вещицу.
Босой, Макс поднялся по лестнице на мостик. Он сделал несколько шагов и сквозь глубокие ночные тени взглянул на нее. Сигнально-отличительные огни[58] от иллюминатора и правого борта все еще работали, отбрасывая блики на волосы Лолы. Ее глаза были закрыты, а губы слегка приоткрыты. Грудь приподнималась и опадала от мягкого ровного дыхания, пуговицы на платье все так же расходились и грозили отскочить. Одна пустая рука ладонью вверх лежала поперек живота, другая повисла сбоку стула, стиснув в пальцах зеркало.
Красный платок, который она раньше носила вместо юбки, запутался около ног. Макс поднял его, а затем потянулся за лежащим на полу биноклем. Он оглядел горизонт, ища бакены[59] или любые другие признаки того, что они приближаются к береговой линии. Но видел только отражение луны на черной поверхности океана и небольших набегающих волнах.
Существовала реальная возможность того, что после спасения Макс будет арестован за воровство и похищение. По крайней мере, его задержат, но он не особо волновался по этому поводу. Один телефонный звонок и любые обвинения исчезнут.
Единственное, о чем он волновался, - это то, что он находится посреди Атлантики, без бронежилета со смертельными вкусняшками вроде 9-миллиметрового пистолета, двух обойм дозвуковых патронов[60] и десантного ножа K-bar[61]. Без них он чувствовал себя голым и отданным на милость любого проплывающего мимо судна. Макс не доверял никому и ничему, и меньше всего неизвестным факторам.
Он взглянул на Лолу, на рыбный нож, выскользнувший из руки на палубу. Как боец девушка слаба. Она спала, несмотря на его вторжение в ее пространство, и не смогла уследить за своим оружием. Он потянулся за ножом и засунул его за пояс джинсов.
Лунный свет ласкал одну сторону ее лица и касался изгиба ее верхней губы. Без сомнения, Лола уникальная красавица. Тот тип женщины, о котором фантазируют мужчины.
Он никогда не относился к мужчинам того типа, что покупают календари с девушками в купальниках или просматривают рекламу нижнего белья, но нужно жить на другой планете, чтобы не знать, кто она такая, не замечать ее на календарях, в рекламе лифчиков, на рекламных щитах и обложках журналов. И нужно быть парализованным ниже пояса, чтобы не задаваться вопросом, на что это будет похоже – заняться с ней сексом. Покрыться потом, спутать ее волосы и сцеловать ее помаду.
Макс вспомнил о том, когда впервые заметил ее портрет. Это произошло на Таймс-Сквер[62], около восьми лет назад. Он ждал такси возле «Хаятт», и, оглядываясь, увидел ее, смотрящую на него с рекламного щита: светлые волосы зачесаны назад, карие глаза потемнели, как будто она пристально смотрит на своего любовника, роскошное тело одето только в откровенные кружевные трусики и соответствующий лифчик.
Белый. Его любимый цвет.
Поскольку он увидел ее впервые, то задался вопросом, кто она. И, как и любой мужчина, смотрящий на нее, представлял ее раздетой; зная, что у него нет шансов с такой женщиной как эта, он твердил себе, что она, скорее всего, паршивая любовница. Слишком тощая и боится смазать помаду, чтобы быть хорошей. Вероятно, девочка того типа, которая ожидает, что парень сам сделает всю работу. Да, так он сказал себе, только он никогда не был против работы. Особенно такого рода.
Глядя на нее теперь, он решил, что она не кажется слишком худой. На самом деле, она была как раз из тех женщин, которых Макс любил обнимать. С полной грудью, попкой, которая как раз заполнит его большие ладони. Когда он держал женщину, ему нравилось чувствовать ее мягкое, соблазнительное тело, прижатое к нему. Он не хотел чувствовать кости. Не хотел волноваться о том, что причинит ей вред.