– Александрия[92], Виргиния, – ответил он, и разговор перешел на двухсотлетний особняк, который Макс ремонтировал.
Лола рассказала ему о том, как начинала свое дело и о том, как решила основать его в Северной Каролине, потому что это ее дом. Он рассказал ей о своей охранной компании и о том, как создал ее, потому что нуждался в реальной работе. Возникшее между ними ощущение охладело, сопротивляясь приличному расстоянию. Но не исчезло полностью. Однажды освобожденное, оно было здесь. Висело между ними, и, как и влага в воздухе, она почти могла коснуться его.
Воздух в машинном отделении был густым как смола и таким же черным. Макс посветил фонариком на двигатель в четыреста сорок лошадиных сил, затем отключил питание. Пот стекал по его груди, и он схватил в горсть перед джинсовой рубашки и вытер ею лицо. Мужчина перевел луч света с генераторов и резервуара пресной воды на руль и цилиндр рулевого механизма.
Возможно, он что-то упустил. Какой-то способ управлять судном из машинного отделения. Еще одна капелька пота пробежала по его носу, и он двинулся к крышке люка. Тявканье Крошки и спокойный ответ Лолы собаке достигли его ушей, когда он поднялся из чрева яхты.
После обеда девушка сообщила Максу, что собирается искупаться, и без слов стало понятно, что он должен сам себя занять где-то в другом месте. Она взяла шампунь и мыло, достала свою зубную щетку из стакана с ромом, в который он поместил ее, чтобы промыть. Лола не спросила, как щетка там оказалась, а он не стал ее просвещать.
Макс закрыл за собой люк и не мог не заметить красный платок Лолы и белую рубашку, лежащую на рыбацком стуле на палубе. За прошедший час океан успокоился, и Лола с собакой сидели на платформе для ныряний. Ее голые ноги болтались за бортом. Девушка вымыла волосы, и они спускались по ее спине четырьмя крупными прядями. Шелковистые розовые трусики прикрывали ее попку, и она надела розовый кружевной лифчик. Она сидела к нему спиной, так что он мог видеть очертания только одной ее груди, но ему и не нужно было видеть ее всю, чтобы испытать чувство, подобное удару в пах. Макс попытался проигнорировать настойчивую боль, вроде той, что возникла сегодня утром, когда он почти поцеловал ее, но в течение дня стало намного хуже. Особенно во время обеда.
Резко развернувшись, Макс направился внутрь яхты. Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Он в ловушке. Вчера он был готов спокойно плыть по течению несколько дней и медленно дрейфовать к Бимини. Сейчас мужчина не был так уверен, что не должен послать сигнал и попытать счастья с Козелла. Лола сводила его с ума. Он почти желал, чтобы девушка бранила его и смотрела на него так, как будто он собирался напасть на нее, а не смотрела на него большими карими глазами и расспрашивала о его сексуальной жизни. Заставляя его думать о том, как давно он не был с женщиной. Заставляя задаться вопросом, что бы она сделала, если бы Макс стянул красный платок, который она носила вместо юбки, и начал действовать тут же, на обеденном уголке. Простой взгляд на нее заставлял его думать о собственных ладонях, поднимающихся по ее длинным ногам, и об этих ногах, обхвативших его за талию.
Лола Карлайл несла угрозу его здравомыслию. Беспощадная атака на его чувства, и никуда от нее не деться. Не сбежать от нее, рассматривающей его поверх своих темных очков или купающейся в океане. Не спрятаться от бриза, доносившего звук ее голоса или аромат ее волос. И с каждым проходящим часом ему становилось всё труднее держать руки при себе. И всё труднее вспомнить, почему он должен попробовать.
Схватив бинокль, Макс покинул каюту и направился к мостику, таща за собой рыбацкий стул. Лола еще не вернулась с платформы для ныряний, но Крошка присоединился к нему. Маленькая собака села у ноги Макса, он смотрел в бинокль на бескрайние перекатывающиеся волны Атлантики и ничего не видел. Крошка прислонился к лодыжке Макса, и тот, опустив бинокль, посмотрел вниз, на пса.
– Что тебе нужно? – спросил он, но, казалось, Крошка доволен просто сидя рядом с ним. Слева от короткого собачьего хвоста лежала частично расплавленная ракетница, с которой начался весь бардак. Макс поднял ее и повертел в руках.
Нет, он не воспользовался бы ей, чтобы подать сигнал другому судну, неважно, насколько безумным его делает Лола. Но она могла бы пригодиться, когда они подплывут поближе к Бимини.
Стокгольмский синдром[93]. Лола решила, что у Крошки развился стокгольмский синдром. С тех пор, как Макс вытащил пса из океана, тот испытывал своего рода преклонение перед героем. Он сблизился с Максом, несмотря на то, хотел Макс сближаться или нет. И Лоле, со своего места на диване в салоне, привязанность не показалась односторонней.
Она взглянула поверх обложки журнала «