Лолита

Разумеется, мне приходилось быть всегда начеку, ибо я, проницательный ревнивец, отчётливо понимал ВСЮ опасность этих ослепительных игр. Стоило мне отвернуться — отойти, например, несколько шагов, чтобы посмотреть, кончили ли убирать кашу хижину — как уже, по возвращении, я заставал внезапную перемену. Лолиточка, les yeux perdus[78], окуная и полоща длиннопалые ножки в воде, сидела развалясь на каменном краю бассейна, меж тем как с каждой стороны от неё полулежал un brun adolescent[79], которого русая её красота и ртуть в младенческих складочках живота несомненно — думал я, о Бодлер! — заставят se tordre[80] в повторных снах в течение многих ночей…

Я попробовал научить её играть в теннис, дабы иметь с нею больше общих забав; но хотя я в своё время отлично играл, учителем я оказался прескверным; поэтому, в Калифорнии, я настоял, чтобы она взяла некоторое число дорогих уроков у знаменитого бывшего чемпиона, долговязого, морщинистого старика с целым гаремом мячиковых мальчиков. Вне площадки он казался ужасной развалиной, но иногда во время урока, когда для продления обмена, он позволял себе удар, чистый, как кактусовый цветок, и со струнным звоном возвращал мяч ученице, эта божественная смесь нежной точности и державной мощи напоминала мне, что тридцать лет тому назад, в Канн, я видел, как именно он в пух разбил великого Гобера! До того, как она стала заниматься с ним, я думал, что она никогда не научится играть. На какой-нибудь отельной площадке я, бывало, тренировал мою бездарную девочку, — и передо мной возникали те далёкие дни, когда при сильном горячем ветре, в вихре пыли, в тумане странной усталости, я давал мяч за мячом весёлой, невинной, изящной Аннабелле (блеск браслетки, плисированная юбочка, чёрная бархатка вокруг лба). Каждое моё слово, каждый настойчивый совет только усугубляли угрюмую злобу Лолиты. Странно сказать, нашим упражнениям она предпочитала — по крайней мере, до приезда в Калифорнию — бесформенный перешлёп (и бесконечные поиски мячей) с тоненькой, слабенькой, но удивительно хорошенькой — в стиле ange gauche[81] — сверстницей. В качестве зрителя, всегда готового оказать помощь, я подходил к этой чужой девочке и вдыхал её лёгкий мускусный запах, пока трогал её голую руку и держал её за кисть с выдающейся косточкой или перемещал туда-сюда напором ладони её прохладную ногу, чтобы добиться лучшей постановки для удара слева. Тем временем Ло, нагнувшись вперёд, с солнечно-русыми волосами, падающими через лицо, вбивала ракету, как трость калеки, в землю и испускала страшный крик отвращения, вызванного моим вмешательством. Я оставлял их в покое и, сидя в стороне, с шёлковым шарфом вокруг шеи, продолжал на них смотреть и сравнивать их телодвижения. Было это в южной Аризоне, кажется, где зимние дни с ленцой, с тёплым исподом. Неуклюжая Лолиточка промахивалась и ругалась или попадала примитивной подачей в сетку и в отчаянии поднимала к небу ракету, показывая влажный, блестящий молодой пух под мышкой, между тем как её ещё более нелепая и не менее прелестная партнёрша прилежно кидалась на каждый мяч и всё всегда мазала; но обе они развлекались необычайно и ясными, звенящими голосами, не переставая, вели точный счёт в этой своей бессмысленной игре.

Помню, я как-то предложил достать им холодных напитков: поднялся по гравием посыпанной тропинке и вернулся, неся два высоких стакана ананасного сока, с газированной водой и янтарным льдом. Вдруг я почувствовал пустоту в груди и остановился: девочек не было на площадке. Я наклонился, чтобы поставить стаканы на скамью — и почему-то с какой-то ледяной ясностью увидел лицо только что убитой Шарлотты. Я огляделся, и мне показалось, что мелькнула фигура Лолиты в белых трусиках, удалявшаяся сквозь пятнистую тень по садовой дорожке в сопровождении высокого мужчины, который нёс две ракеты. Я ринулся за ними, но когда я стал пробиваться с треском через кустарник, то увидел, в вариантном поле зрения (как если бы линия жизни то и дело раздваивалась), мою Лолиту в длинных штанах и её подругу в трусиках, шагающих взад и вперёд по плевелистой полянке и хлещущих ракетами по кустам в беспорядочных поисках последнего потерянного мяча.