Лолотта и другие парижские истории

Мама успела принять душ, сидела напротив Виктории в чужом махровом халате – и ждала начала военных действий. Возможно, она ждала чего-то другого – буквально глаз не сводила с дочери. Непривычно. Виктория вдруг вспомнила, как в детстве её зачаровывали голые мамины ноги – голубые вены походили на реки, мама стеснялась, прятала «реки» под полой халата.

– Ничего сказать не хочешь? – с нажимом спросила мама Наташа. Виктория молчала – сил для спора не было. Да и не хотела она спорить с любимой своей мамой – всегда любимой, пусть даже она не права, жестока, несправедлива…

Они молча убрали со стола, Виктория помыла чашки – и вытерла их вафельным полотенцем. Резкий, незнакомый звонок напугал её – она даже не сразу поняла, что это за звук. Мама Наташа открыла дверь – с порога к ней на шею бросилась Изида.

– Пойдём сегодня мумий смотреть?

– Сегодня? Ну ладно, пойдём…

– Вот и хорошо, а то у меня тут дела появились, – обрадовалась Лена, убирая с дороги помеху в виде тёть-Вики. Прошла в кухню, достала откуда-то матовую черную пепельницу и закурила.

– Лена, ты же ребёнка ждешь! – возмутилась мама Наташа.

– Да подумаешь, – отмахнулась Лена. – Пусть этот жеребёнок знает, что мама курит. А что такого? Я со всеми тремя курила, и ничего.

– Бабушка Люда говорит, у меня от этого астма, – вмешалась Изида, и тут же, спохватившись, прикусила губу, потому что мама рассердилась:

– Бабушка Люда много чего говорит!

– Лен, а чья это квартира? – перевела разговор Виктория. – Вчера не успели спросить…

– Да это Сашкин друг какой-то из Перми перевёз сюда свою маму со всем имуществом – а она возьми и умри.

Изида заплакала. Ужасно, когда мама умирает, даже если не твоя!

Мама Наташа вытерла девочке слёзы, подхватила на руки. Изида совсем легонькая: невесомый человек – но такой при этом важный, весомый…

– А чем он занимается, твой Саша? – Виктория вновь сделала поворот в беседе, опасаясь задеть острый угол. Курит Лена жадно, как будто бы дует в какой-то музыкальный инструмент. Она такая сильная, красная, полная жизни! Виктория не сводит с неё глаз, а Лена тушит сигарету в пепельнице, зачем-то прищуриваясь, хотя дым до её лица не долетает. Она с удовольствием рассказывает про Сашу – коренной француз по имени Александр, и Лена еле как объяснила, что можно звать его Сашей. У французов это два разных имени, Александр и Саша, но у французов вообще всё – сикось-накось.

Саша родился и вырос в Париже, в детстве родители отдали его в школу, где изучали русский язык – как будто предвидели судьбу своего мальчика. А точнее, решила Виктория, своими руками создали эту судьбу. Русский язык он, впрочем, знает средне, – «объясняю всё по сто раз», смеётся Лена.

– Ты ведь в школе учила французский, – вспоминает мама Наташа, но Лена машет на неё своей красной ручищей: какое там «учила», тоже ничего не помню! А у Саши было «эспэ», совместное предприятие с пермяками – потом партнеры перебрались на ПМЖ во Францию, и этот Митя тоже, который маму перевёз, а она – возьми и…

Здесь, к счастью, позвонили в дверь.

– А где Маруся? – спросила Лена.

Вот она, Маруся! Почти засохшая розочка, которой очень вовремя подрезали стебелёк и пустили на целую ночь плавать в ванну с холодной водой. Сияет, как… Виктория не может подобрать нужное сравнение, слова-предатели разбежались в разные стороны. Но дочь сияет, это правда. Без «как». Без сравнений.

– Ты что, подстриглась? – недоумевает Лена. Перемены в сестре налицо, но какие именно, она уловить не может – и настороженно оглядывает счастливую, красивую, совсем другую Марусю.

К груди дочь крепко прижимает трофей – элегантную бежевую сумку, которая ей совсем не подходит. Точнее сказать, эта сумка не подходит прежней Марусе, которая носила тёплые колготки и унылую юбку. Теперь эта одежда выглядит на ней, как маскарадный костюм. Шапка торчит из кармана пальто. Волосы растрёпаны.

Изида с размаху обнимает Марусю, и та сгребает девочку в объятья.

– Это что, «Шанель»? – Лена разглядывает ещё неоторванный ценник. – Ты магазин ограбила?

– Подарили, – небрежно отвечает Маруся. С Изидой на руках она похожа на юную Мадонну, счастливую, не в курсе грядущих мук. Пусть даже кругом разбросаны намёки, прописаны аллегории и сделаны сноски.

Лена закуривает новую сигарету, Изида кашляет, и Маруся уводит её в другую комнату.

– Ты пойдёшь с нами смотреть мумий? – звучит оттуда голос девочки.

В Лувр отправляются все, за исключением Лены – у той сегодня срочные дела, Саша предложил ей руку, сердце и дом в Везинете – теперь нужно оформлять брак, получать вид на жительство, перевозить старшую и младшую сестрёнок Изиды. В общем, начать и кончить! – суммирует Лена и оглушительно хохочет, прямо как Лёлик из кинокомедии «Бриллиантовая рука». Изида жмётся поближе к бабушке Наташе.

Маруся вышагивает с драгоценной сумкой на локте. Ни к селу, ни к огороду, считает Леночка.

– Он вечером приедет, – говорит Маруся на ухо Виктории, пока весь прайд со знанием дела проходит мимо трамвайной остановки. Мужской и женский голоса громко объявляют станцию.