Ломаные линии судьбы

Что он там подумал, теперь уж никто не узнает, Чащин просто поднялся и вышел из кухни, на ходу отшвырнув ногой в сторону девочку, лежавшую на его пути. Элла смогла подняться, хоть у неё сильно кружилась и болела голова, смогла выйти из квартиры и позвонить в дверь к соседям. И уже те вызвали скорую и тогда ещё милицию.

Это случилось двадцать лет назад, когда Эллочке Скворцовой было тринадцать лет.

– Ужас, – приложила ладошки к щекам от расстройства Аглая.

– М-да… – согласилась с ней Муза Павловна. – Впрочем, по поведению этого Виктора понятно, что он редкостный моральный урод. Был. – И она вернулась к сути самой истории: – Как я понимаю, девочка решила мстить?

– Именно, – вздохнул устало Коломийцев. – Может, если бы с ней поработали хорошие психологи и родные окружили ребёнка заботой, вниманием и любовью, такая мысль не засела бы в её голове. Только, увы, ничего из этого с Эллой не случилось. А случился с ней интернат. Родители её мамы тяжело пережили гибель дочери, у деда случился инфаркт, выкарабкался, но стал совсем плох, да и бабушка сердечница, не могли они взять к себе внучку. А родители отца практически отказались от девочки, не простив невестке, что она так быстро после смерти сына выскочила замуж, да ещё за братка какого-то. Вот так Элла оказалась в интернате. Одно хорошо, у маминых родителей имелся старший сын, дядя Эллы, адвокат, который сделал всё, чтобы квартира, сбережения, которые скопила мама, и машина отца остались собственностью ребёнка.

– А Чащина, как я понимаю, не посадили, – хмыкнул невесело Шагин. – И таким вот образом, по совокупности этих факторов гештальт у девочки, оставшись незакрытым, превратился в руководящую цель-идею.

– Верно. Чащин даже свидетелем не прошёл по убийству её матери. Адвокаты хорошие работали. Показания у тринадцатилетней девочки никто брать не стал вообще, зато появились показания «свидетелей», выпивавших вместе с Витьком в двухстах километрах от Москвы в момент совершения убийства. Дело даже до суда не довели, оставив «глухарём».

Элла попала в достаточно неплохой интернат. Хотя в начале двухтысячных неплохой интернат – это очень условное понятие. Жизнь там была суровая, особенно для девочки из нормальной, непьющей, работящей семьи, к тому же имеющей родственников. Гнобили Эллу знатно, так что реально выживать приходилось. Но и она быстро научилась беспощадно драться, до смерти, давая отпор, и так себя поставить, что многие опасались с ней связываться. А вскоре она нашла себе «брата». Антону было одиннадцать, и он попал в интернат через полгода после Эллы. Они сошлись и сдружились на похожести их ситуаций. У мальчика погибли в аварии родители, достаточно расчётливая родня раздербанила и растащила их небольшой бизнес и добро, сплавив мальчика в интернат. Однако родители его отца смогли сохранить для ребёнка квартиру, оставшуюся от сына, и около двух десятков тысяч долларов, которые тот регулярно, каждый месяц по чуть-чуть, клал на счёт, открытый на имя матери, то есть бабушки Антона.