Ломка

Спасский не верил в случайные события. Сегодня он был попросту благодарен провидению за то, что не растапливал баню. Да, так бывает. Будь он на месте Саньки, разговор с бабушкой мог бы не состояться. Её слова если и не разуверили Андрея в выношенных за несколько лет убеждениях, то, не вызывает сомнений, подточили их. Каждый день он встречался с людьми, которые были озлоблены на существующую власть. В провинции разговоры о смене политического строя в последнее время начинали принимать массовый характер, причём отчаявшимся людям было всё равно, что менять, как менять и на кого менять, — лишь бы убрать опостылевшие лица с экранов телевизоров. Грозная сила созревала в Сибири, которой пока не доставало только одного — харизматического лидера.

Андрей не понимал, куда смотрит Москва. Он ненавидел революцию 17-ого, не принимал бунты и мятежи, которые на скорую руку стряпались в России, рождая волну нечистоплотных приспособленцев, презиравших высокие чистые идеи и людей, следовавшим этим идеям. А взбалмошная юность брала своё, параллельно сознанию гнездились тайные мысли, подавлять которые с каждым разом становилось всё трудней и трудней. Он понимал, что так жить дальше нельзя, что какие бы беды не несла за собой революция, она поддержится уставшими от неустроенности людьми и им тоже. Эти страшные думы, которые он так усердно гнал от себя, и были гражданской позицией, его чёткой позицией. Если бы на улицах городов начали вырастать баррикады, он бы раньше побежал туда. А теперь, после разговора с бабушкой, не побежал бы, а пошёл, потому что не смог бы отдать на растерзание людей; плечом к плечу бы сражался, но не из личных позиций, а из жалости.

— "У стольного града, видно, ум за разум зашёл. Если завтра поднимется волна народного гнева в Сибири, послезавтра восстанет Дальний Восток. И эта окраина империи будет сражаться не за победу мирового пролетариата, а за возможность видеть свет в своих домах. Отключение отопления в Урюпинске может привести к тому, что Кремль останется только на проспектах у приезжих туристов. Москва, некогда объединявшая Русь против захватчиков, превратилась в наши дни в анклав разврата. Выражение: "Москва — не вся Россия" с недавнего времени стало произноситься не с беспечным равнодушием, а с ненавистью, — думал Андрей".

Но вопреки всему он любил столицу. Любил за её великую историю, больше любить было не за что.

— "Баба правильно сказала, что междоусобиц допускать нельзя. Это грех. Только как же тогда бороться с коррупцией в высших эшелонах власти, логово которой — Москва, — хапающая сама и потакающая воровству на периферии… Как?.. Пробиваться наверх? Я-то выдержу, — а мои друзья? Сегодня хорошие ребята, а завтра окружение и обстоятельства сломят их, заставят подчиниться сложившимся наверху правилам игры. Если и не они сами, то их семьи будут подвергаться опасности, ведь зло знает множество методов давления. Как же тогда быть?.. Та-а-ак, а если сосредоточить усилия на конкретном участке? Например, на Кайбалах. И посвятить этому жизнь. Предстоят падения, но будут и взлёты. Здесь легко заметить результаты от вложенных усилий. А другие районы?.. Им что, — погибать? Ничего, там тоже люди найдутся. Это Россия, здесь всегда есть кому, — размышлял Андрей, облокотившись на колышки помидоров.

Щас, Андрон, я тебе все косточки пропарю! Баня — это вещь! Как там у Евдокимова: "Эх, баня, баня, баня — малиновый ты жар!" Я из тебя хандру-то повыбью! Баня — это тебе не хухры-мухры! Все поры откроются! Чё молчишь-то? Чё молчишь?.. Тяжело? Терпи казак — атаманом будешь!

Андрей лежал на полке и кряхтел. Два новых берёзовых веника щеголяли по спине, отрывая кожу от костей.

— Слышь, Саня? Не поддавай больше, мочи терпеть нету, — через силу промолвил Спасский.

Санька зачерпнул в ковшик воды, произвёл обманное движение в сторону брата (как будто хотел его окатить) и в следующую секунду ошпарил отверстие в железном баке. Вода, испаряясь с камней, свистящим паром вырвалась наружу и затуманила баню.

— Жара как в аду, — заметил Санька. — Ты жив?

Когда облако рассеялось, Андрей лежал на полу:

— Да жив вроде. Говорил же, что не надо поддавать.

— И что ты за растение такое? — обиделся Санька, а потом весело скомандовал: "Махом на полку! Продолжим экзекуцию! Я тебя по всем правилам пропарю, как меня сослуживец научил. Не бойсь — ничего с тобой не случится"!

— Скажешь тоже.

— Давай, давай! Полезай и не заставляй меня нервничать!

Орудуя вениками, Санька без спешки нагнал температуру на брата, не прикасаясь к телу. Затем шаловливыми движениями пробежался по спине, разогревая её… Последовали хлёсткие удары.

— А-а-а, щас коньки отброшу, — взвыл Андрей.

— Не ссы, братан! Вылетаем на улицу!

В ограде на недействующем колодце стояли вёдра со студёной водой. С шумным смехом братья с головы до пят окатили друг друга.

— А-а-а-а! Эх, жизнь, жизнь, жизнь. Хороша наша жизнь, да между по фигу и зашибись, — пританцовывая, пел Санька.

— Вот это да! Тело дышит, каждую клеточку чую! Мурашки по коже бегут! — кричал Андрей.