Ломоносов в русской культуре

Необозримость научных интересов Ломоносова сочетается с готовностью учиться у великих предшественников (ср.: «Невтонов ученик» [Вяземский, 3, 159]) и с сильно выраженной самостоятельностью мышления: «Многосторонность мышления и познаний является характерною, отличительною чертою гения, когда она бывает отмечена творчеством, которое выражается в открытии новых истин или обобщающих законов, новых методов или путей познания, новых форм. Такою именно творческою силою определяется и гениальность Ломоносова: чего бы ни касались многочисленные и разнообразные труды его, все они отмечены либо новизною и самобытною свежестью мысли, либо новизною и оригинальностью постановки вопроса, которая, как известно, в науке бывает нередко важнее ответа, либо указанием новых методов и приемов изучения предмета» (Князев 1915, 17—18). Ср.: «При этом Ломоносов обнаружил исключительную самостоятельность мысли. Он не хотел быть простым подражателем или последователем какого-либо зарубежного, хотя бы и „славного философа“. Ломоносов гневно протестовал против возможного зачисления его в качестве последователя того или иного признанного авторитета» (Спасский 1950, 9).

Он ученый, опередивший время: «В общем Ломоносов является одним их самых выдающихся русских химиков, более чем на столетие опередившим свое время. Полученное им всестороннее научное образование, в основании которого лежала математическая философия, позволяло ему успешно разрабатывать те основные вопросы, затрагивавшие одновременно физику, химию и математику, в которых проявилась вся проницательность его взглядов и богатство смелых и новых для того времени мыслей. Можно только глубоко сожалеть, что он сравнительно рано оставил эти попытки объединения химии с физикой и математикой и, в своем стремлении принести посильную пользу русскому народу, обратил свое внимание на другие области» (Меншуткин 1911, 73). Ср.: «Оказалось, что наш Ломоносов превосходил силою своего проникновенного разумения не только ученых иностранцев, разрабатывавших науку в Петербургской академии, но и многих современных ему светил Запада. Оказалось, что он предвосхитил многие положения и выводы, которые составляют научное откровение нашего времени, его славу и гордость. Оказалось, что по своему общему научному мировоззрения Михаил Васильевич Ломоносов стоял едва ли не ближе к нашему, чем к своему времени» (Празднование 1912, 5—6); ср. еще из советского ломоносовского текста: «Ломоносов был величайшим новатором в науке. Он высоко поднял знамя материалистического учения о природе, заложил прочные демократические традиции русской науки. Только советские люди с гордостью раскрыли и продолжают раскрывать все величие и многообразие глубокого и разностороннего новаторства Ломоносова, установили его неоспоримый приоритет в открытии важнейших законов природы, осознали все значение его исторических заслуг в развитии самых различных отраслей русской промышленности, экономики, техники, науки и культуры» (Морозов 1961, 8—9).

Он дал образец критического отношения к научному наследию: «При решении проблем организации научных исследований и просвещения М. В. Ломоносов использовал наиболее перспективные подходы, которые существовали в мире, а потом отбирал среди них самые эффективные» (Николаев 2011, 1200).

Он гений, русский и всемирный: «Круг действий Ломоносова был так обширен, что трудно понять, как у одного человека достало сил душевных и физических для выполнения всего того, что делал и сделал Ломоносов – но зато он был гений!» (Фурман 1893, 111); ср.: «Но если русские ученые академики не догадались, что в могилу сошел всемирный гений, открывший наиболее важные законы естествознания, то широкие круги русского общества чтили в нем творца русского литературного языка» (Галанин 1916, 10).

С гениальностью Ломоносова ассоциировалась сложность его мироощущения, в котором органически сосуществовали рационализм и сакрализация природы: «Для Ломоносова были священны права природы. Все, что уклоняется от них, по мнению его, несообразно с волею Божиею, хотя бы и было утверждено обычаем. <…> За свой рационализм Ломоносову приводилось вести ожесточенную борьбу „c полком свирепых невежд <…> “, „с суеверами, боящимися вникать в таинства природы“, „с ссорщиками, производящими вражду между Божией дщерию натурою и невестою Христовою церковью“» (Ломоносовский сборник 1911, 27).