Поэзия и филология
Ломоносов-поэт обычно не противопоставляется Ломоносову-ученому и не уступает ему в значении25
.С одной стороны, в этом поэте слишком много от ученого, чтобы можно было преувеличивать эстетические качества его литературного наследия, и сами его поэтические произведения могут рассматриваться как форма пропаганды науки: «Мы не будем касаться чуждого для нас вопроса о степени поэтического таланта Ломоносова; мы видим одно, что Ломоносов, по своим способностям, был преимущественно ученый <…>» (Соловьев, 22, 292); ср.: «Ломоносов был прежде всего ученый, любивший и изучавший природу, с большею охотою занимавшийся естественными, чем словесными науками: это обстоятельство наложило отпечаток на многие его <литературные> произведения, в которых, при всяком удобном случае, он указывает на пользу наук, на необходимость самого широкого просвещения обществу, считавшему научные занятия лишь пустым времяпрепровождением» (Меншуткин 1911, 134). Очевидный подтекст этих (и ряда подобных) пассажей – слегка переосмысленный фрагмент пушкинской заметки 1825 г., ср.: «Поэзия бывает исключительною страстию немногих, родившихся поэтами; она объемлет и поглощает все наблюдения, все усилия, все впечатления их жизни: но если мы станем исследовать жизнь Ломоносова, то найдем, что науки точные были всегда главным и любимым его занятием, стихотворство же иногда забавою, но чаще должностным упражнением. Мы напрасно искали бы в первом нашем лирике пламенных порывов чувства и воображения. Слог его, ровный, цветущий и живописный, заемлет главное достоинство от глубокого знания книжного славянского языка и от счастливого слияния оного с языком простонародным. Вот почему преложения псалмов и другие сильные и близкие подражания высокой поэзии священных книг суть его лучшие произведения. Они останутся вечными памятниками русской словесности; по ним долго еще должны мы будем изучаться стихотворному языку нашему; но странно жаловаться, что светские люди не читают Ломоносова, и требовать, чтоб человек, умерший 70 лет тому назад, оставался и ныне любимцем публики. Как будто нужны для славы великого Ломоносова мелочные почести модного писателя!» (Пушкин, 11, 32—33).