Лондон

Если разгрузились, то надо порыскать вокруг и выяснить, куда именно. Бессмысленно торчать здесь целый день. Он осторожно двинулся вперед и направился к повозке.

Дойдя до нее, осмотрелся. Никого. Он приподнял покров и заглянул внутрь.

Повозка оказалась почти пуста. Лишь три амфоры с вином и какая-то мешковина. Он пошарил еще, пока не наткнулся на что-то твердое. Потянул – тяжелое! Юлий ухмыльнулся и взялся другой рукой. И вытащил единственный мешок с монетами.

Тот был невелик. Он мог удержать его в ладонях, но даже это представлялось удачей. Об остальных можно не беспокоиться, одного такого мешка ему хватит. Пора смываться.

Крик позади. Он обернулся: солдат уже почти настиг его. Машинально бросив мешок, Юлий пригнул голову, вильнул вокруг повозки и припустил наутек. Тут же раздался и другой голос. И, как почудилось Юлию, третий – центуриона:

– Взять его!

Вперед, в проулок! Налево! Теперь направо! Секундой позже он уже был на большой магистрали. Перебежав, огляделся в поисках очередного проулка, нашел, нырнул.

Они знали, что он видел золото, стал свидетелем. Им придется убить его. Он лихорадочно соображал на бегу: куда податься? Где скрыться от них? Голоса доносились будто со всех сторон. И тут мелькнула спасительная мысль. Он помчался вперед, задыхаясь и слыша за спиной близкий топот.

Мартина маялась у моста. Вокруг не было ни души, и только чистые воды широкой реки безмолвно струились, сверкая на солнце. С моста она видела скользивших под поверхностью рыбин, серебристых и бурых.

Вот и все общество. Она была одна.

Мартина рассвирепела, как только может разгневаться молодая женщина, настроившаяся на поцелуи и преданная забвению. Она прождала час. До нее вновь и вновь долетал неистовый рев, оглашавший гладиаторский поединок. Ей не нравились убийства, но дело было в другом. Он прислал ей письмо и обещал подарок. Она пошла на великий риск и вот, униженная и раздосадованная, томилась здесь дура дурой. Она подождала еще немного, затем пожала плечами. Возможно, юный Юлий попал в какую-то беду. Возможно.

«Прощу, если ногу сломал, – сказала она себе, – но не меньше». Если он вообразил, будто вправе ее игнорировать, то еще наплачется.

Она, таким образом, пребывала в чувствительном расположении духа, когда, к своему удивлению, увидела, как из тени боковой улицы вышла и направилась к ней знакомая фигура.

Секст не был бы Секстом, если бы не пошел к Мартине, узрев ее в одиночестве. Она же при виде мужчины, которого избегала ради Юлия, сочла возможным приветствовать его поцелуем. Если Юлий где-то поблизости, то пусть полюбуется. Для надежности она поцеловала Секста еще раз.

Секст немного удивился столь неожиданно теплому приему у девушки, которой он домогался. Тщеславие сказало ему, что иначе и быть не могло; опыт велел не спрашивать о причине. Он любезно улыбнулся.

Мартина пришла с моста – не видела ли там, часом, Юлия? Она с кривой улыбкой ответила, что нет. Юлий наверняка находился в каком-то другом месте.

– Вероятно, он на играх, – предположила она. – Пойдем проверим?

И взяла его под руку.

Сексту была приятна эта прогулка. С Юлием у него было дельце, которое предстояло уладить, но он не хотел упускать непредвиденную возможность. Когда показался амфитеатр, Секст уже условился явиться к ней ночью.

«Буду на небесах, – думал он, – если не посадят в тюрьму».

– Не надо, чтобы нас видели входящими в амфитеатр вместе, – придумал он предлог удалиться, когда они подошли близко. – Простимся до вечера.

И Секст исчез, намереваясь дождаться приятеля. В кулаке он сжимал рукоять ножа.

Вечер выдался теплый, в огромном опустевшем амфитеатре стояла пыль, приятно отдававшая по́том. Толпа осталась довольна. Публика наелась и упилась на протяженных изогнутых ярусах; она повидала львов, быков, жирафа и всяческих тварей. Полюбовалась, как медведь задрал человека, а также на гибель двух гладиаторов. Лондиниум мог быть удален от Рима, но в такие мгновения, под сомкнутыми арками каменного театра, при виде различных тварей Европы и Африки вкупе с гладиаторскими боями, имперская столица древнего, залитого солнцем мира казалась столь близкой, что можно было докричаться.

Юлий шел в толпе. Она, пожалуй, спасла ему жизнь. Ярдов на сто оторвавшись от погони, он вылетел из переулка, пересек мощеную улицу и нырнул в амфитеатр. Дальше помчался по огромному кружному проходу в стенах, перепрыгивая через две ступеньки, и после юркнул в узкую дверь, выходившую на верхние ярусы. Сражались два гладиатора. Люди повскакивали с мест, чтобы лучше видеть убийство. Юлий сумел втиснуться, не обратив на себя внимания.

Там он пробыл весь день. Не раз он оглядывал публику, наполовину ожидая увидеть разыскивающих его легионеров. Он не отваживался выйти – вдруг они ждали внизу, – но теперь, когда выбрался с толпой, не обнаружил ни малейшего их признака. Хорошо бы они его толком не рассмотрели.

Он усмехнулся про себя: может, и выкрутился!