Лондон

Палата лордов с небольшим перевесом взяла и заблокировала билль о реформе. И граф Сент-Джеймс был в числе пэров, голосовавших против.

Карпентер не знал и знать не хотел, какая реакция последует на его вспышку. Он воображал, что услышит нечто резкое, а потому удивился, когда старик растерялся и нахмурился. Затем, неловко взмахнув манжетой, как будто отгонял муху, граф промямлил:

– Они хотели ликвидировать округ Джорджа.

– Как не хотеть! Это гнилое местечко! – нетерпеливо воскликнул Карпентер, но Сент-Джеймс только хмурился, словно о чем-то запамятовал.

– Я не мог позволить лишить Джорджа округа, – произнес он.

Карпентер был так ошарашен поведением графа, что не заметил очевидного. Граф Сент-Джеймс был не совсем в уме. Ему стукнуло восемьдесят восемь, и его мысли пришли в расстройство.

– Старый дурак! – заорал Карпентер. – Злобный старый аристократишка! Вы не лучше остальных. Простые люди для вас игрушка! На них только ставки и делать! Вас же ничто не трогает, разве нет? Скажите-ка мне, якобы благородный милорд, кто вы такой, по-вашему? Кто вы такой, скажите на милость? – Он уже брызгал слюной в лицо старику.

Повернувшись, Карпентер вылетел вон и шваркнул дверью. А потому не увидел, как Сент-Джеймс уставился ему вслед, искренне озадаченный.

– А кто я такой? – спросил он пустую комнату.

В Саутуарке только рассвело, и Люси понимала, что не должна медлить. Едва пал туман, Горацио начал кашлять. К концу сентября вернулась лихорадка, и он сгорал у Люси на глазах. Она пригласила врача на его соверен, но тот после тщательного осмотра лишь грустно покачал головой и порекомендовал влажные обертывания, чтобы унять хотя бы жар.

Люси спросила, не лучше ли отвезти его за город, в место посуше. Врач пожал плечами и ответил, что да, возможно. И вернул соверен.

Шестого октября у брата открылось кровохарканье. Мальчишка слабел с каждым днем. Люси подумала, что зиму ему не пережить.

Лавендер-Хилл. В холодные октябрьские дни ее одолевало видение прекрасной голубой дымки. Вот бы перевезти его туда! И теперь она знала, что там, в Клэпхеме, у нее была родственница. Кузина с лавкой, на юго-западной возвышенности. «Гороховый суп» добирался туда крайне редко. За несколько дней у нее сложился образ кузины: сердечная, матерински заботливая. Особа, которая охотно примет малыша и, может быть, спасет ему жизнь. Девочка решила, что вряд ли в той деревушке много магазинов. Спросить пару раз, и кузина наверняка найдется. Люси хотела сперва пуститься на поиски, но времени не было, и вдруг она, взглянув на кашлявшего кровью мальчика, решила действовать вслепую и отвезти его сразу.

Она никому ничего не сказала. Да и на помощь Сайласа рассчитывать не приходилось. На материнскую – неизвестно, но Люси не захотела рисковать. Еще накануне она нашла возчика, который за шиллинг согласился доставить их на рассвете к Лондонскому мосту. Закутав Горацио в пальто и шарф, она оставила его у реки и пошла в Саутуарк за лодкой.

– А что мы будем делать, когда доберемся до Лавендер-Хилла? – спросил тот слабым голосом. – Я, пожалуй, не смогу ходить с тобой и искать кузину.

– Заглянем к доброй леди, которая возила нас в двуколке, – утешила его Люси. – Ее-то мы сразу найдем.

– Это здорово, – согласился он.

На реке еще только рассветало, когда Люси подогнала лодку к ступеням и перенесла в нее Горацио. Тот лязгал зубами, но не жаловался. Через несколько секунд лодка медленно устремилась вверх по течению.

Тем же утром сквозь предрассветные сумерки пробирался еще один человек. Он был одет в теплое пальто и старую треуголку, смахивая на ночного сторожа или фонарщика, каким-то чудом сохранившегося от века минувшего. Но под пальто находился цветастый шелковый халат, а на ногах вместо грубых сапог красовались лакированные туфли. Чуть поодаль за ним следовал лакей.

Примерно в то же время, когда Люси с Горацио проплыли под Вестминстерским мостом, граф Сент-Джеймс добрался до Севен-Дайлса.

На улицах появились люди. В Ковент-Гардене по соседству уже заработал рынок. Откуда-то пахло свежим хлебом. Небо затянули серые тучи, но день обещал быть теплым. Дойдя до маленького монумента Севен-Дайлса, граф ненадолго остановился, как будто кого-то высматривал. Затем прогулялся вокруг и вернулся к ограде. И там, по-прежнему под присмотром лакея, какое-то время стоял, пока не заметил приближавшегося костермонгера с тележкой. Тот был приветливым малым и быстро смекнул, что у старого джентльмена не все дома, а потому заговорил довольно предупредительно. Правда, одно поставило его в тупик. Старый джентльмен изъяснялся на кокни.

– Папаню моего не видели?

– О ком вы, сэр?

– О Гарри Доггете, костермонгере. Я папаню ищу.

– По-моему, старина, ваш папаня давным-давно помер.

Граф Сент-Джеймс сдвинул брови:

– Вы что, не слышали о Гарри Доггете?

Костермонгер задумался, осознав, что имя ему смутно знакомо. Он слышал о Доггетах в детстве. Но с тех пор прошло сорок лет.

Тут к ним подошла женщина с ведром устриц, решившая, что происходит нечто забавное.

– Кто это? – спросила она.

– Папаню ищет, – ответил костермонгер.