Лондон

Вдребезги разлетелись три бочонка эля, семь глиняных кувшинов, шесть деревянных блюд, две кровати, котел, пять деревянных стульев, пятнадцать котелков консервированных фруктов, сундук. Согнуто: три мясных крюка и вертел – так, что пришли в полную негодность. Поломано: древко двуручного топора. Сокрушено или сильно покорежено: обеденный стол, три деревянных ставня, две дубовые двери и стена кладовой.

Народ судачил, что такие подвиги не посрамили бы и викингов-предков.

Коронация Вильгельма, завоевателя Англии, была приурочена к Рождеству 1066 года. Она состоялась в святой церкви Вестминстерского аббатства.

Силверсливз и Леофрик присутствовали, стояли рядом. Свадьбу назначили на следующее лето. Леофрик избавился от долгов. Единственным условием, на котором настаивал нормандец, оказался ввоз вина исключительно через Силверсливза без всяких дел с канским купцом Бекетом. Леофрик согласился на это не без сожаления, но цена показалась малой.

Немного странно прозвучало предупреждение, сделанное Барникелем Альфреду спустя два дня после коронации, когда мальчик встретил своего покровителя в Ист-Чипе и заметил, что нормандец-король теперь становился повелителем Лондона:

– Жди и смотри.

Сказано это было необычно спокойно для Датчанина. Альфред гадал над смыслом услышанного.

Тауэр

1078 год

И вот на речном берегу под склонами, где обитали во́роны, принялись за новую постройку.

Это место на юго-востоке города всегда было тихим; древняя римская стена спускалась к Темзе, а отрог восточного холма создавал естественную арену. Здесь виднелось несколько фрагментов старых римских построек, подобных стражам или окаменевшим актерам некой античной трагедии. Но если во́роны, каркавшие на склонах, и ждали какого-то представления на травянистой сцене внизу, то им пришлось запастись терпением чуть не на тысячу лет.

До прихода короля Вильгельма.

Ибо теперь на этом зеленом участке начались земляные работы, предвещавшие появление здания. По одному фундаменту было ясно, что быть ему массивным.

Оно строилось из серого камня. Назвали его Тауэр.

Захватив Англию, король Вильгельм I совершил вполне понятную ошибку.

Несмотря на соперников из островного королевства, он вообразил, что его придворные, которых было не так и много, осядут и мирно уживутся с местными. В конце концов, разве не так случилось с датским королем Кнутом? И пусть он говорил по-французски – не был ли таким же норманном?

Поначалу все его действия носили примиренческий характер. Англия сохранила свое саксонское право, Лондон – привилегии, и, хотя многие поместья, как было в обычаях средневекового мира, оказались конфискованными в пользу приближенных к Вильгельму людей, большинство английских аристократов в те ранние годы удержали свои владения.

Так отчего бы этим островитянам не проявить толику рассудительности? Но вместо того нормандскому королю двенадцать лет пришлось терпеть их выходки. Сперва взбунтовались англичане; затем стали угрожать шотландцы, а потом вторглись датчане. Не раз казалось, что Вильгельм лишится своего островного королевства. И всякий раз англосаксонские вельможи, которым он верил, оказывались изменниками, из-за чего доведенный до ручки нормандец был вынужден призывать из-за моря новых наемников и награждать этих чужеземных рыцарей поместьями, отобранными у очередной группы саксонских предателей. Таким образом через десяток лет старую английскую знать полностью заменили. Завоеватель же мог с полным правом заявить: «Сами виноваты».

В те же годы лик Англии менялся под влиянием еще одного новшества.

Норманнский замок в Лондоне был поначалу строением скромным: простая и прочная деревянная башня, поставленная на земляной насыпи и окруженная частоколом, – мотт и бейли[18]

Нормандца. Бесхитростная, но крепкая постройка, державшая город в благоговейном страхе. Такие замки уже построили для гарнизонов Уорвика, Йорка, Сарума и многих других английских поселений – боро. Однако для двух ключевых оборонительных рубежей, что находились в Лондоне и на восточном побережье, в Колчестере, задумали нечто более грандиозное: не деревянную массивную цитадель, а каменную. Лондонцам адресовался прозрачный намек: «Твой господин – король Вильгельм».

Было утро. Рабочие, подобно муравьям, сновали по стройке возле реки под жарким августовским солнцем.

Ральф Силверсливз, вооруженный хлыстом, стоял перед молодым рабочим, который с надеждой взирал снизу вверх, протягивая, как священное подношение, небольшой предмет.

– Твоя работа?

Юноша кивнул, и Силверсливз задумчиво уставился на вещицу. Она замечательна, спору нет. Затем он вновь посмотрел на просителя. Ральфу приятно было сознавать, что жизнь юнца отныне пребывала в его руках.

Завоеватель явился благом для Ральфа. Тот всегда оправданно считал себя в семье дурачком. Хотя со временем унаследовал бы ровно столько же, сколько брат, семейными делами все-таки заправлял умник Анри. Ральф восхищался Анри, хотел быть на него похожим, но знал, что этому не бывать. Он был никчемен, и люди потешались над ним.