Лондон: биография

В ранних письменных источниках женщины обретают статус и лицо только благодаря коммерческим отношениям. К примеру, роль вдов в средневековом Лондоне показательна для мира, в котором торговля, супружество и благочестие теснейшим образом переплетены между собой. По смерти мужа вдова получала половину его имущества и, вопреки общему гражданскому законодательству, могла доживать век в их семейном доме. Она могла стать полноправной горожанкой, и от нее ожидали, что она продолжит дело мужа. В XIV и XV столетиях, к примеру, так повели себя все вдовы мастеровых, о которых нам известно. Для городских властей важна была преемственность бизнеса; из их установлений видно также, что женщины могли занимать в городе очень весомое положение. Они, помимо прочего, имели право вступать в гильдии и братства; в документах братства Св. Троицы в приходе Сент-Стивен (Коулмен-стрит) есть запись о ящике для пожертвований, «в каковой ящик каждый брат или сестра должны уплачивать по четверти пенса». Некоторые вдовы играли важную роль в городской жизни в силу своего богатства, но таких было меньшинство. К иной сфере существования относятся дошедшие до нас из XIV века сведения о «врачевательницах». Безусловно, в городе действовали знахарки, исполнявшие в некоторых приходах врачебные функции; встречались галантерейщицы и ювелирши, оптовые торговки пряностями и кондитерши. Однако на каждые двадцать-тридцать налогоплательщиков в документах XIV века приходится лишь одна женщина.

Лондонские женщины, разумеется, должны были вести себя согласно общим представлениям о порядке и субординации, о приличиях и благопристойности. На протяжении столетий девицы ходили простоволосые, тогда как замужние женщины носили шляпки или чепцы. Жену можно было поколотить, и окунание «бранчливой» жены в воду считалось в иных случаях полезным наказанием. Церковные власти нередко порицали женщин, использовавших сурьму и румяна, завивавших волосы железными щипцами, носивших драгоценности; они, можно сказать, облекались в противоестественные цвета Лондона. С другой стороны, большие лондонские женские монастыри до их роспуска в годы Реформации утверждали образ женщины, удалившейся от мира и существующей, по крайней мере теоретически, не в городе мужчин, а в граде Божьем. Возникает, таким образом, обобщенный портрет лондонской женщины, выдержанный в традиционном ключе. Она была подчиненным элементом иерархически-патриархального общества; в городе власти и бизнеса она незримо играла стабилизирующую роль.

Однако для женщин Лондона характерно и другое. Дочери богатых людей, как и некоторых купцов, посещали начальные школы; можно предположить, что многие горожанки были грамотны, держали у себя рукописные книги и строили свои домашние отношения с мужчинами на основе если не теоретического, то практического равенства. В книге «Вдовы средневекового Лондона, 1300–1500», вышедшей под редакцией С. М. Баррона и Энн Ф. Саттон, исследуются завещания той поры; вдовы охарактеризованы в ней как «болтливые, властные, безалаберные, сердечные» женщины, чья жизнь дает богатую пищу для анекдотов. Они склонны проявлять заботу о дальней родне и теплые чувства к домашней прислуге. Видны, кроме того, покрывающие Лондон «сети женских дружб и привязанностей».

Итак, большая часть ранних документов, касающихся лондонских женщин, говорит о том, что они во многом были плоть от плоти города. В XV веке один немецкий путешественник вошел в лондонскую таверну, и встретившая его женщина — по-видимому, хозяйка — смачно поцеловала его в губы и прошептала: «Что вы ни пожелаете — все с радостью исполним». Послушанием и благопристойностью, каких требовали от женщин в патриархальных культурах, здесь и не пахнет, однако рассказ этот согласуется с другими свидетельствами о женщинах, переполненных вольной и грубой энергией города.

Образам женщин в драматургии, от сварливой бабы из простонародья до жены Ноя, присущи агрессивность и склонность к насилию. И «Лондонских хрониках» за 1428 год описывается судьба одного бретонца, убившего в Лондоне вдову. «Совершив это злодеяние, он шел по улице, но женщины прихода подступили с каменьями и собачьим дерьмом и покончили с ним на месте, так что он там и остался, хотя его вели и охраняли стражники и другие мужчины. Ибо их было великое множество, и они не знали ни милости, ни пощады». Событие это, произошедшее «за Олдгейтом», то есть в районе нынешней Уайтчепел-Хай-стрит, представляет интерес. Большая толпа женщин, возмущенных убийством одной из своих, одолевает или запугивает группу мужчин, окружающих убийцу, после чего забивает его камнями до смерти. Перед нами не город порядка и субординации, а город, в котором действует некое общинно-эгалитарное женское начало. Женщины, кроме того, «не знали ни милости, ни пощады» — значит, по-видимому, сами претерпели от лондонской жизни многое, что сделало их загрубевшими и бесчувственными.