Лондон: биография

Верлен писал о поведении некоторых девиц — возможно, проституток: «Выраженьице „Old cunt“[136], которое они каждый вечер адресуют пожилым господам, полно невообразимого очарования». Брань и богохульства звучали повсюду, но чего еще можно было ожидать в насквозь языческом городе? Внимательные наблюдатели уличной жизни — такие, как Чарлз Диккенс и Артур Моррисон, — тоже отмечали пристрастие женщин из бедных слоев к бешеной ругани и агрессии. На фотографиях, сделанных в Лондоне конца XIX столетия, женщины глядят в объектив с подозрением. Один из самых знакомых и богатых ассоциациями образов, в особенности на рубеже веком, — это образ цветочницы. Вместо живописной невинности и свежей, бьющей ключом молодости, которые уже трудно было встретить на улицах, фотографии показывают мрачных и пожилых женщин в соломенных шляпках или мужских кепках, приколотых к волосам шляпными булавками, в шалях и фартуках. Они скапливались со своими корзинками фиалок и гвоздик вокруг фонтана со статуей Эрота на Пиккадилли-серкус. Их неизменно называли не «женщинами», а «девушками», и этот лингвистический сдвиг чрезвычайно содержателен. Один из писавших о Лондоне окрестил их «весталками, балакающими на кокни», хотя девственность их сомнительна. Эти хранительницы Лондона, символ его, каковым они вскоре стали, группировались около статуи, изображающей юное желание; однако сами они были пожилыми и увядшими. Они продавали цветы, символизировавшие недолговечную красу, — их век при этом был почти прожит. Контраст между молодым стремлением и состарившейся бедностью, явленный в самом сердце города, служил убедительным напоминанием о тщете и изнурительности городской жизни. Цветочницы собирались на своем посту до начала 1940-х — а там исчезли, сгинули в одном из великих и тихих лондонских переходных процессов.

В первые десятилетия XX века в облике женщины по-прежнему преобладал трудовой элемент. Сохранились, конечно, образы блестящих, богатых и светских женщин, но больше было гостинично-ресторанно-кухонных «девочек», магазинных продавщиц, машинисток. В фильме «Каждый день, кроме Рождества» имеется эпизод, где выведено реальное лицо — «старая Элис», последняя из носильщиц на рынке Ковент-гарден, толкающая тачку с цветами. Фильм был снят в 1957 году, что свидетельствует о живучести некоторых профессий.

Возникали, однако, и совершенно новые точки приложения женского труда; две мировые войны существенно изменили характер занятости. Когда молодых людей отправили в окопы и на поля Первой мировой войны, женщин впервые допустили в сферы, которые прежде были чисто мужскими. Они начали работать в тяжелой индустрии, исполнявшей военные заказы, — главным образом в производстве военного снаряжения и в машиностроении. Количество женщин, занятых в Вулиджском арсенале, возросло со 125 до 28 000; дли размещения иногородних женщин, трудившихся на фабриках и Парк-Ройял, был использован старый работный дом в Уиллсдене. Появились водительницы автобусов и машинистки метрополитена; женщин все охотнее брали на канцелярскую и коммерческую работу. Хотя в тяжелой промышленности после Первой мировой войны женщин вновь сменили мужчины, в конторах женский персонал закрепился. Эта крупная перемена сопровождалась другой: к концу войны число женщин, занятых в таких традиционных некогда сферах, как шитье и домашние услуги, резко упало. Вместо этого они находили работу в банковском деле и коммерции, в местных органах власти и розничной торговле, в магазинах и бизнесе, в административных учреждениях и на государственной службе.

Одним из четко очерченных типов была «фабричная девушка», и чьей эмансипации определяющий момент наступил летом 1888 года, когда 1500 «девушек», работавших на спичечной фабрике «Брайант и Мэй» в Боу, прекратили работу, требуя повышения заработной платы; в определенной мере эта забастовка была организована активисткой Фабианского движения Анни Безант, и ее успех имел существенные последствия. В том же году женщины получили право участвовать в местных лондонских выборах, и Лондон, безусловно, стал как источником движения суфражисток, так и сферой приложения их усилий. Впервые в истории города женщины смогли мобилизовать его эгалитаристский дух в своих интересах.

В 1913 году Сильвия Панкхерст основала Восточно-лондонскую федерацию в рамках Женского общественно-политического союза (сам этот союз был создан ее матерью десятью годами ранее); местом рождения федерации стала булочная на Боу-роуд недалеко от фабрики «Брайант и Мэй». Сильвия позднее писала: «Пробуждению Ист-энда я придавала важнейшее значение… Создание женского движения в этой великой бездне бедности должно было стать призывом к возникновению подобных движений по всей стране». Так благодаря усилиям женщин Лондон вернул себе репутацию центра радикального инакомыслия. Это был достойный ответ обществу — воспламенить души тех самых женщин, что были списаны как алкоголички или хуже того.