Лондон. Биография

Чарлз Бэббидж, изобретатель «аналитической машины», «отец компьютера» и составитель логарифмических таблиц, систематически изучал лондонских нищих. Он пишет, что, когда он возвращался домой с вечеринок «из жарко натопленных помещений», за ним «сквозь моросящий дождь» нередко шла «полуодетая несчастная женщина с ребенком на руках, порой сопровождаемая другой женщиной, едва способной идти». Они просили подаяния. Начав задавать им вопросы об их обстоятельствах, он увидел, что ему лгут. Однажды в густом тумане к нему подвели «бледного изнуренного мужчину», который, по словам владельца дешевого ночлежного дома, «два дня ничегошеньки не брал в рот, кроме воды из колонки на той стороне». Бэббидж дал ему одежды и немного денег, и молодой человек сказал, что ему предложили должность «стюарда на маленьком судне, отправляющемся в Вест-Индию». Но и он, как выяснилось, лгал. «Живя в одной из гостиниц другого квартала, он беспрерывно пьянствовал и буянил». Чарлз Бэббидж привел его к полицейскому судье. Его продержали неделю и, прочтя наставление, отпустили.

Что можем мы извлечь из этих примеров лондонского нищенства? Эти люди были отбросами города и являлись из моросящего дождя или густого тумана, подобно неким испарениям с каменных стен и свинцовых крыш. Они существовали на окраине бытия и, как правило, были приговорены к ранней смерти. У многих, как у молодого человека, быстро чередовались стадии опьянения и изнурения. Они были отъявленными лгунами и обманщиками, ибо с упорядоченным и комфортабельным обществом, чьим представителем был Бэббидж, их не соединяли никакие обязательства; их реальность была настолько ненадежной, что терять им было нечего. Они пребывали в совершенно ином жизненном состоянии, чем обычные люди. Только Лондон и мог дать им убежище.

Из страхов, проглядывающих за тогдашними статистическими выкладками и исследовательскими усилиями, один глубоко первобытен: что, если нищие начнут неудержимо множиться? «Прибыток их, – писал один автор в конце XIX века, – не отстает от общего прироста народонаселения». Испуг был нешуточный: зарождался новый вид, сросшийся с городом настолько, что его невозможно ни убрать из Лондона, ни даже отграничить от него. Боялись также, что перемены в городском обществе отразятся на природе самого нищенства: как писал Бланшар Джерролд, «обман претерпел эволюцию, бродяга превратился в разъезжего человека, нищий расскажет тебе сотню историй… каких мошенник былых времен не мог взять на вооружение». Были, к примеру, «попавшие в беду»: «моряки с разбитых кораблей, горняки из обрушившихся шахт, погорелые лавочники и бездомные из-за брошенной спички». Тип несчастливого моряка «знаком лондонцам по грубо намалеванным холстам, изображающим либо кораблекрушение, либо, чаще, кита, атакующего вельбот в северных морях. Картину расстилают на тротуаре, придавливая в ветреную погоду углы камнями». Нищих, как правило, было двое, причем один обычно безрукий или безногий. Расхожие книги о нищенстве, издававшиеся в XIX веке, любопытным образом напоминают подобную литературу XVI столетия: тот же предостерегающий упор на актерские таланты попрошайки, тот же перечень его уловок и трюков. Можно подумать, и вправду вывелась особая раса.

Как и всякое коренное население, нищие делились по участкам и от них получали прозвания. Были «нищие с Пай-стрит» и «нищие Сент-Джайлса», ходившие, как правило, каждый по своему определенному маршруту. «Я всегда держусь этой стороны Тоттнем-корт-роуд, – сообщил в 1850‑е годы один слепой нищий члену исследовательской группы. – Улицу никогда не перехожу, и псина моя про это знает. Я вон туда топаю. Там Чиниз-стрит. Я знаю, где нахожусь, как не знать: сейчас направо будет Альфред-стрит, налево Фрэнсис-стрит, а когда мы до конца дойдем, псина остановится». Из маршрутов нищих можно было бы составить карту Лондона.

Нищие также распознавали и учитывали особенности характера своих сограждан. Богатые и средний класс не давали им ничего, полагая, что все попрошайки – обманщики; это само собой вытекало из официальной и полуофициальной литературы, чьи выводы эти слои весьма охотно принимали за истину. В городе, которым начинала править система, возникали, помимо прочего, систематические предубеждения. «Будь способность рассуждать дарована всему человечеству, – писал Джон Бинни, автор книги „Ворье и жулье“, – профессиональный нищий практически не имел бы шансов поживиться». Торговцев из числа более состоятельных тоже трудно было разжалобить. Но нищие получали свою долю «от торговцев среднего достатка и от бедного рабочего люда». Главными их благодетельницами были жены рабочих. Есть и другие свидетельства, говорящие о том, что лондонский бедняк склонен был помогать еще более бедным. Это означает еще, что вопреки расхожему мнению не все нищие были симулянтами; некоторые пробуждали братское сочувствие.