Лондон: биография

Однако самыми знаменитыми заведениями в Лондоне XVIII века были, конечно, кофейни. Возникли они еще в середине XVII столетия, когда, согласно записи того времени, включенной в книгу «Топография Лондона», «был также турецкий напиток под названием Кофе, который продавали почти на каждой улице, и другой напиток под названием Чай, и еще один напиток под названием Шаколад, очень сытный». Первая кофейня была открыта в 1652 году на Сент-Майклз-элли близ Корнхилла; два или три года спустя поблизости — на улице Сент-Майклз-черчард — возникла вторая. Третья, называвшаяся «Радуга» и расположенная на Флит-стрит у ворот Иннер-Темпла, в 1657 году стала объектом судебного преследования ввиду «великих неудобств и помех для округи»; соседи жаловались главным образом на «дурные запахи» и на опасность пожара. Однако популярность кофеен среди жителей Лондона очень быстро стала очевидной — во-первых, как заметил Маколей, «благодаря возможности назначить встречу в любой части города», во-вторых, «благодаря возможности провести вечер в компании за весьма умеренную плату». В начале XVIII века в столице уже насчитывалось около двух тысяч кофеен.

Картина неизвестного художника, датируемая примерно 1700 годом, показывает интерьер одной из них: несколько джентльменов в париках принимаются за разлитый по чашкам кофе, на столах горят свечи, пол — голые доски. Один посетитель курит длинную глиняную трубку, другие читают периодические издания. Одно из них — «Спектейтор» — открыло свой первый номер весной 1711 года рассказом о мире кофеен: «Иногда я всовываю голову в кружок политических деятелей у Уилла и с превеликим вниманием слушаю речи, которые ведутся в этом маленьком избранном обществе. Иногда я выкуриваю трубку у Чайлда и, делая вид, что обращаю внимание только на почтальона, слушаю разговоры за всеми столами в зале. Воскресными вечерами я появляюсь в кофейне Сент-Джеймс и порой присоединяюсь к маленькому комитету политиков во внутренней комнате на правах того, кто приходит послушать и набраться ума. Мое лицо настолько же примелькалось и в Греке, и в Дереве какао…» Во всех этих кофейнях распространялись всевозможные вести и слухи на злобу дня.

Каждое ремесло и каждая профессия обзавелись своими кофейнями; Маколей пишет: «Иностранцы отмечали, что кофейни — самое яркое из всего, что отличает Лондон от прочих городов, что они суть подлинные жилища лондонцев и что человек, которому нужно разыскать того или иного джентльмена, обычно интересуется не тем, на какой улице он проживает — на Флит-стрит или на Чансери-лейн, — а тем, какую кофейню он посещает — „Грека“ или „Радугу“». Знаменитый врач Джон Радклиф, живший на Боу-стрит, ездил в кофейню Гаррауэя, находившуюся довольно далеко — на Чейндж-элли близ Корн-хилла, — где его «всегда можно было найти за определенным столом в окружении хирургов и аптекарей». Он приурочивал свои посещения «к часу, когда биржа была полна», несомненно, рассчитывая на внимание со стороны богатых коммерсантов и брокеров.

В других кофейнях юристы встречались с клиентами, брокеры встречались друг с другом, коммерсанты пили кофе с покупателями, политики пили чай с журналистами. Кофейня «Виргиния и Мэриленд» на Треднидл-стрит, став признанным центром встреч для тех, кто вел дела с Россией, изменила название на «Балтику». Кофейня «Иерусалим» на Корнхилле была центром вест-индской торговли, заведение «У Батсона» на том же Корнхилле было своего рода «консультационной комнатой» для врачей, принимавших пациентов в Сити. Кофейня «У старого Слотера» на Сент-Мартин-лейн приобрела известность как прибежище лондонских художников. В кофейне «Сент-Джеймс» на Сент-Джеймс-стрит собирались виги, а дальше по той же улице в «Дереве какао» на углу Пэлл-Мэлл — тори и якобиты. «Грек» в Девере-корте привечал юристов, острословы и писатели облюбовали заведение «У Уилла» на северной стороне Расселл-стрит близ Ковент-гардена. Была даже плавучая кофейня — судно «Каприз», которое стояло на приколе у Сомерсет-хауса. «Большое, как военный корабль», оно было разделено на несколько залов, где подавали кофе, чай и спиртные напитки. Подобно многим лондонским заведениям на реке, оно вначале привлекало фешенебельную клиентуру, но постепенно становилось прибежищем пьяниц и прочей сомнительной публики, пока не превратилось, по существу, в плавучий бордель. В конце концов изрядно прогнившее судно было продано на дрова. Расположенное на воде, оно было лишено долговечности назначения, свойственной наземным учреждениям.