Лондон: биография

И частности, изрядно настораживали горожан молодые и склонные к непокорству ученики ремесленников; городские власти разработали поэтому весьма жесткие правила, регламентирующие их труд и поведение. Ничто не должно было нарушать коммерческую гармонию. Ученик был связан договором «и должен повиноваться. Поскольку я обязался верой и правдой служить господину семь лет, долг мой — исполнять это предназначение и всячески умножать доходы моего уважаемого господина. Хвала городу, который и принцев делает ремесленниками». Последняя фраза означает, что в ученики к ремесленнику или торговцу зачислялись и юноши знатного происхождения. Коммерческий инстинкт был очень силен. Ученикам воспрещалось собираться на улицах группами, пить в тавернах, носить яркую одежду; им позволялись только «коротко остриженные волосы». Сходным образом, детям по-прежнему надлежало утром, прежде всех дел, преклонять колени перед отцом и получать его благословение. Зачастую дети ели за отдельным, меньшим столом, и подавали им после взрослых; по окончании трапезы их могли спросить об их делах и о школьных занятиях, предложить произнести наизусть стих из Библии или какое-нибудь изречение. Непослушных потчевали «березовой кашей». «Двух-трех порций этого снадобья обычно бывает довольно для исцеления».

Песни детей, как и выкрики их, вливались в общий шум города. «В сочельник поворачиваю вертел» соревнуется в древности с «По домам, по домам, кончена торговля» или с «Марк, Иоанн, Лука, Матфей — сон спокойный мне навей». В 1687 году Джон Обри писал: «Маленькие дети имеют обыкновение петь во время дождя, чтобы он перестал. Собираются и выводят хором: „Дождик, дождик, сколько туч — убирайся, нас не мучь“». Великое множество детских песенок и стишков содержит лондонские приметы, и это неудивительно: в Лондоне из всех городов страны, а впоследствии и мира, было сконцентрировано наибольшее число детей. Айона и Питер Оупи, признанные авторитеты в детских делах, утверждают, что в большинстве своем эти стишки могут быть датированы годами после 1600; разумеется, их запечатлели на бумаге тогдашние лондонские издатели-типографы.

Однако песенкам этим присущи и более значимые городские черты. Они эманация уличных выкриков и баллад Лондона, их контекст принадлежит к устной культуре. Некоторые стихи имеют косвенное отношение к тем или иным войнам или к политическим делам, другие откликаются на городские события — такие, как «ледяная ярмарка» на Темзе или пожар на Лондонском мосту в феврале 1633 года. Есть песни, пришедшие из лондонских театров, — например, «Жил был веселый мельник» или «Мальчонкой я посуду мыл у мамочки на кухне». «Дом, который построил Джек» первоначально было названием лондонской пантомимы — шуточного музыкального рождественского представления. Пантомим и арлекинад была, надо сказать, такая тьма («Матушка Хаббард и ее пес», «Арлекин и малыш Том Таккер» и прочее, и прочее), что можно подумать, будто и взрослые лондонцы сделались как дети.

Печатники Шу-лейн, Патерностер-роу и других мест, проявлял обычную свою коммерческую хватку, соблазняли детей сборниками сказок и песен, потоком сходившими с их станков; публикуемые тексты, разумеется, были полны лондонских примет. «По городу ходила я и устриц продавала» из учебника правописания XVIII века — простейший из многих примеров стихов и песен, где говорится о тех или иных лондонских торговых и ремесленных профессиях. Есть детские песни о молочницах Излингтона, о трубочистах Чипсайда, о портных, о пекарях, об изготовителях подсвечников. Некоторые начинаются словами: «Я по мосту по Лондонскому шел» (великая метафора жизненного пути!), однако, разумеется, самая древняя и знакомая из всех — таинственная песня:

Рухнул Лондонский мост,
Рухнул мост, рухнул мост,
Рухнул Лондонский мост,
Леди моя, леди.

В ее двенадцати куплетах мост постоянно рушится и отстраивается заново: «Древесина прогниет… Камни скатятся на дно… Сталь-железо ржа возьмет… Сребро-злато украдут». С какой стати из уст лондонских детей должны звучать столь странные слова? Не являются ли эти стихи отзвуком древнего поверья — что умилостивить реку, заставить ее смириться с противоестественно пересекающим ее мостом можно только принеся в жертву ребенка? Супруги Оупи утверждают, что эта песня — «одна из немногих, возможно, даже единственная, где есть указания на темный и жестокий обычай былых времен»; затем они описывают связь между строительством мостов и детскими жертвоприношениями. Поющий ребенок, таким образом, косвенно жалуется на свою злую судьбу в городе; возможно, здесь есть намек и на то, что Лондон как целое тоже не может воздвигнуться и устоять без жертв такого рода.

На эти роковые отношения указывает и другая великая лондонская песня — «Апельсины-лимоны», где перечисление старинных лондонских церквей достигает кульминации в строках

Вот и свеча — проводить тебя спать.
Вот и топор — тебе голову снять.