Невозмутимость мгновенно слетела с лица Питта-младшего, и тут же в сердце сильно кольнуло. Он машинально схватился за грудь, чувствуя бешеное биение сердца. Можно было бы посчитать это известие неуместным розыгрышем, но вид гонца в пропыленном мундире с окровавленным лицом не говорил о склонности матерого сержанта к шуткам.
— Это что, набег? — тихо спросил премьер-министр.
— Не могу знать, сэр! Но гавань забита их кораблями, а в море наблюдалось множество парусов и дым, сэр, везде черный дым. Это их дьявольские «коптилки»!
Сержант сглотнул, было видно, что ему тяжело говорить, и Питт показал ему рукою на графин с лимонной водой. Бравый вояка, нисколько не чинясь, будто у него в обыкновении каждый день пить на глазах главы кабинета, налил полный бокал и в три глотка осушил.
Питт приготовился задать вопрос, как в дверях снова показался вечно невозмутимый секретарь.
— В чем дело, Джон?
— Сообщение из Гастингса и Фолкстоуна, сэр! Порты заняты французами, на море много их кораблей, до нескольких сотен, сэр!
Ошеломленный известием, премьер-министр без сил опустился на диван. Какой там набег, это самое настоящее вторжение!
— Проклятый московитский пес! — сдавленно прорычал Питт. — Ты снова нас обманул!
Утро перестало радовать, черная злоба начала одолевать душу — он уже понял, что все слухи о предстоящем в июле десанте на Остров являлись подлым обманом — русские начали высадку намного раньше. И коварство царя оказалось безграничным — как он мог так подло напасть, ведь настоящие джентльмены ночью не воюют!
— Джон! Пригласите ко мне генерала Уэлсли. Надеюсь, что он еще не выехал из Лондона!
Булонь