Лондон должен быть разрушен. Русский десант в Англию

Позавчера, 27 июня, в день собственного рождения и Полтавской баталии (сам Павел Васильевич очень гордился таким совпадением), на заседании Морского комитета в присутствии самой государыни-императрицы единогласно утвердили план строительства сразу шести таких кораблей водоизмещением в семь с половиной тысячи тонн каждый — два для Балтийского и четыре для Черноморского флотов.

Столь больших кораблей, да еще изготовленных из железа, в России никогда не строили, а потому для всей экономики потребуются чрезвычайные усилия. Нужно будет подготовить длинные стапеля, расширить металлургическое производство, да чего только нельзя сделать!

И пусть они войдут в строй через пятнадцать, а то и двадцать лет, но их постройка будет целиком оправдана — ни одна страна в мире к 1825 году не сможет иметь столь могущественных кораблей.

— Это будут «броненосцы победы»!

Мэдстоун

— Страшные времена приходят, батюшка-государь! Нам, старикам, пора на покой уходить…

Фельдмаршал Суворов осунулся, лицо было серым то ли от усталости, то ли от ужасной картины, которая царила на месте недавней баталии, все еще дымящейся от горящего напалма.

Везде стоял едкий и отвратный запах пороха и взрывчатки, жуткой смеси пролитой крови, непередаваемая вонь выпущенных потрохов убитых солдат да запашок сгоревшей человеческой плоти.

— Это не сражение, государь, а бойня… Я не мясник…

— Значит, это я мясник и палач, Александр Васильевич… — Петр старался говорить спокойно, хотя старательно отводил свой взгляд от места побоища. Зрелище действительно было жутковатое, даже его закаленные нервы и то дрожали натянутыми струнами. — Вот, по тебе, на войне должно быть все красиво: атаки конницы, штыковые удары, пушечные залпы. А на поле по щиколотку крови, русские и англичане лежат вповалку, кишками спутавшись…

Теперь Петр не сдержался, и от каждого его слова тщедушный Суворов вздрагивал. Но хлесткие слова действовали на полководца поразительно — минутная слабость прошла, на лице окаменели мышцы, потухшие глаза загорелись. Император, видя плоды «лечения», усилил давление, уже не выбирая подходящих слов:

— А по мне, можно стоять по колено крови, но вся она должна быть неприятельской! Пусть собачьи дети на будущее глубокую зарубку сделают, чтоб в другой раз от ужаса глаза зажмуривали и на Россию не дергались. А нашей крови должна быть пролита лужица малая, как здесь и произошло. Все правильно сделал Бонапарт — он нашу солдатскую кровь сберег! Вот что значит точный расчет и хладнокровие природного артиллериста!

— Математик! — буркнул Суворов, вот только в голосе послышалось нечто вроде уважения. Причем искреннего, как бывает у младшего к старшему. — Я бы до такого не додумался.

— И я бы, признаюсь честно… — нехотя произнес Петр, наконец найдя в себе силы взглянуть на место побоища. Корпус Багратиона вышел точно во фланг британской армии, и, к великой удаче, те не смогли развернуться: восстали шотландцы и британцы просто не успели.

Зато Бонапарт, с упрямством маньяка тащивший ракетные установки и всю штатную артиллерию своей дивизии, получил прекрасную возможность для продольного, самого губительного огня — когда любой перелет или недолет снаряда обязательно приходится на цель, уж больно та и длинная, и достаточно широкая, такая, как десять тысяч английских красномундирников в сомкнутых построениях.

Главный вклад в уничтожение живой силы противника привнесли ракетные установки. Это были не те примитивные устройства, что привели в ужас османов под Кагулом, а уже усовершенствованные установки, могущие за две минуты выпустить дюжину шестипудовых ракет с ужасающей начинкой, которую только смогли создать на секретных военных мануфактурах, — жуткая помесь взрывчатки и «греческого огня».

Довершение разгрома принадлежало пулеметам — продольный и перекрестный огонь добил уцелевших и довершил разгром, немногие бежавшие были безжалостно вырублены бросившейся в погоню русской кавалерией и донскими казаками.

— Зато Лондон, Александр Васильевич, как только узнает о подробностях баталии, придет в ужас. Да-да, именно так! Британцы вообще-то народец упертый, но флота у них уже нет. Сам видел, как на дно английские линкоры отправляют… — Петр недоговорил, вздрогнул — второй раз сражаться на броненосце он не желал категорически. И страшно, и последнего здоровья чуть не лишился — ведь давно не молоденький, здоровье уже не то, и поберечь его нужно, а не в баталиях участвовать. Да и нервы не выдержали — откат мощный был, всю дорогу проспал под бдительным присмотром опытного врача, что сидел все время рядышком.

— Умен, юноша! Зело смышлен и крови не боится. На него армию нужно оставить, славу ей обретет новую и солдатами любим. Добавлю в «Науку побеждать» его мысли, насчет идти раздельно, но бить вместе. Такая тактика пользу немалую приносит. — Суворов вздохнул, пристально разглядывая в наступающих сумерках, будто первый раз в жизни увидел, длинную колонну из запряженных шестерками крепких лошадей ракетных установок и зарядных ящиков.