Хотя Джудит была счастлива продолжать этот ритуал, у нее недоставало опыта, который подсказал бы ей, что делать дальше. Но тут ее посетило вдохновение:
— Думаю, что у них и совершенно замечательный отец! — И она стряхнула невидимые пылинки с его рукава.
В этот момент, взглянув на зеленую тень сада, она увидела, как из-за деревьев появилась массивная фигура. Джозеф Кисс оборвал свой монолог, что было для него совершенно нетипично. Джудит почувствовала тревогу, ибо спутником мистера Кисса был ее бывший муж Данди Банаджи. Она не то чтобы запаниковала, нет. Но продолжать обольщать Джеффри Уорелла на глазах откровенно изумленных зрителей была не в силах. Поэтому она быстро ухватилась за его локоть.
— Извините, Джеффри, но я только что увидела одного человека, с которым мне лучше не сталкиваться. Мы не можем отойти немножко назад?
Он сделал вид, что оглядывает окрестности, и, легонько пожимая ее руку, удержал ее в своей.
— Не такая уж это великая тайна, — сказала она, словно извиняясь.
Он постарался быть галантным.
— Послушайте, если вы не боитесь меня, то имейте в виду, что сегодня вечером я совершенно свободен. Но у вас, конечно, не найдется времени поужинать со мной?
— Не знаю. Дайте подумать. Я собиралась… Но мне очень приятно… Да, с удовольствием!
— Тогда я мог бы зайти за вами. Вы ведь живете в Челси?
— На Холмид-роуд, сразу за Уорлдз-Энд. Недалеко от Кингз-роуд. Знаете, где это?
Он улыбнулся, склонив голову.
— Найду. Ваш адрес есть на визитке.
— Да, конечно! — Уже давно она не испытывала подобного воодушевления. Ей хотелось расхохотаться. — Ничего, если я сейчас поеду на такси? Мне нужно еще кое-что сделать.
Он остановил проезжавшее мимо такси и церемонно распахнул перед ней дверцу.
— Итак, в семь тридцать?
— Хорошо, до встречи.
Назвав водителю адрес, она откинулась на спинку сиденья, восхищенная и напуганная собственным поведением. На секунду перед ней мелькнул хмурый Данди, который посмотрел на нее, когда она проезжала мимо.
— В Англии у них было всего три храма, — произнес Джозеф Кисс — Один в Кембридже, второй в Нордхемптоне и третий в Литл-Мейплстед, в Эссексе. Что случилось, Данди, дружище? Тебя не интересуют тамплиеры?
— Это была Джудит, моя бывшая жена. Разодетая в пух и прах. Вот с этим. — Он показал на Джеффри Уорелла, который ловил в это время другое такси.
— Похож на отставного адвоката, — насмешливо сказал мистер Кисс — Наверное, она наняла его, чтобы взыскать с тебя алименты.
— У нее с собой папка. Этот тип, должно быть, ее издатель. Мне, конечно, все равно, но могу поклясться, что она меня видела. Как это не похоже на Джудит.
— А может, он ее любовник, а, старина? Впрочем, он не ее тип, явно.
— Ну, не знаю, не знаю… — Данди посмотрел на мистера Кисса. — В свое время она строила глазки вашему агенту.
— Бог ты мой! Женщина с художественным даром и ловелас Бикертон?
Данди Банаджи переменил тему:
— Может, это была вообще не Джудит. Так что вы говорили о тамплиерах? При чем здесь Иерусалим?
Но Джозеф Кисс смотрел на уток, весело плещущихся в воде ниже моста Блекфрайарз.
— Ах, как, наверное, тяжело быть такой вот маленькой уточкой!
Нелл Гвинн 1972
Дэвид Маммери, в застиранном, чистом пиджаке из светлой льняной ткани, вышел из книжного магазина «Фридом» на Ред-Лайон и пересек Хай-Холборн, чтобы срезать путь через Линкольн-Инн-Филдз. Поэтому еще до прибытия в офис своего кузена на Чансери-лейн он уже вдоволь надышался весенним воздухом. Чтобы производить более современное впечатление, он отрастил бороду и волосы, но по-прежнему стойко сопротивлялся тому чудовищному давлению, которое пытался оказать на него диктат моды. Во время его последнего пребывания в психиатрической больнице другие пациенты даже удивлялись его незнанию современного говора и отказу использовать даже то малое количество жаргонных словечек, которое он все-таки знал. Выписали его довольно скоро, но он запомнил, как старшая медсестра, проводив его до дверей и глядя, как он идет по дорожке к такси, на котором за ним приехала мать, на прощанье насмешливо сказала: «Тоже мне умник!»
Солнечный свет и явно повысившееся за последние годы благосостояние большей части горожан были, конечно, утешением. Теперь Маммери стало гораздо легче жить, он не чувствовал себя объектом всеобщего внимания. Лондон перестал обращать на него внимание. Хотя Маммери считал началом перемен выход первого сингла «Битлз», большинство его друзей связывали улучшения с победой лейбористов в 1964 году.