Лондон по Джонсону. О людях, которые сделали город, который сделал мир

Несколько часов Лондон испытывал жуткое чувство городка на американском Диком Западе, ожидающего неминуемого нападения: пустынные улицы, тревожно болтаются навесы, люди в ужасе выглядывают из окон. Есть археологические свидетельства паники. В Истчипе кто-то, вероятно, схватил горшок, сделанный в Лионе, заложил в него четыре украшенные резьбой геммы от перстней и зарыл его в землю. В одном из домов по улице, которая сейчас называется Кинг-Уильям-стрит, кто-то заложил семнадцать монет, в основном с изображением головы Клавдия, в маленький горшок, покрытый красной глазурью, и засунул его в угол. Кто-то, без сомнения, молился и приносил в жертву животных (найдены кости козла) и гладил маленькие закопченные глиняные фигурки богов своего домашнего очага.

Через какое-то время там, где теперь район Бишопсгейт, послышался грохот. По устланной ветками дороге с воплями неслись воины иценов в своих плетеных боевых колесницах и их королева. Она, как записал Дион Кассий, представляла собой великолепное зрелище: очень высокая, с грубым голосом, одетая, как всегда, в яркий плащ, с огромным, весом в килограмм, ожерельем-торком, сделанным из перевитых золотых нитей. У нее была такая огромная грудь, что она без труда прятала там своего зайца-вещуна, которого выхватывала оттуда в конце своих воинственных речей, чтобы он предсказал исход битвы — побежав направо или налево. Сердце же, сокрытое в глубине этой груди, жаждало кровавой мести.

Глубоко под улицами современного Лондона мы все еще откапываем свидетельства холокоста, учиненного Боудиккой: красный слой обгоревших обломков шириной сорок пять сантиметров. Первые пожары они зажгли близ Чёрч-стрит, где Светоний встречался с лондонцами, а когда беззащитные горожане побежали из своих домов, кельты рубили им головы и топили их в Волбруке — зловонной речушке, текущей меж двух невысоких холмов, сейчас это Корнхил и Лудгейт, на которых и стоял ранний Лондон.

В слепой ярости они жгли, вешали и распинали, говорит Тацит, а Дион Кассий свидетельствует: они хватали самых знатных и красивых женщин, раздевали их и отрезали им груди, а потом пришивали эти груди к их ртам — так, что они будто ели их. Они даже осквернили кладбища, и находки в раскопках лондонского Сити указывают, что они выкопали из могилы труп старика и воткнули голову молодой женщины ему между ног.

Они перешли мост и сожгли все строения там, где теперь Саутворк, а в центре города дома рухнули, и возник один огромный пожар, и столб огня поднялся до небес. Не прошло и семнадцати лет после основания Лондона — и он был полностью уничтожен.

Потом Боудикка учинила то же самое в Сент-Олбансе и, как пишет Тацит, уничтожила семьдесят тысяч человек. Может быть, это и преувеличение, но в относительных цифрах она нанесла Лондону и лондонцам больший урон, чем Черная смерть, Большой пожар или Герман Геринг. Этим немыслимым актом разрушения она уничтожила всю коммерческую инфраструктуру древней Британии — торговые связи, в которых нуждались сами ицены.

Ведь они продавали захватчикам коней, они зависели от римских покупателей. Покойный муж Боудикки, Прасутаг, почти наверняка был римским гражданином, а значит, гражданство распространялось и на нее саму. Остается удивляться — ну что могло ее так обозлить, почему она действовала столь саморазрушительно? Ответ в том, что римляне вели себя дьявольски глупо.

Пока Прасутаг был жив, он надеялся удержать восточное королевство англов в своей семье, оставив половину его своим дочерям, а половину — императору Нерону. Действительно ли по приказу Нерона— деспота и убийцы своей матери — или нет, но римская администрация решила экспроприировать все владения иценов. Главным сборщиком налогов, или прокуратором, был некий Кат Дециан — наглец и хам, который направил свои центурии в Тетфорд, где Прасутаг и Боудикка жили в своем поселении, укрепленном рядами рвов и валов.

Они надругались над королевой иценов, они били палками ее белоснежное кельтское тело и насиловали ее дочерей, а затем, что еще глупее, они унизили элиту иценов — отобрали их собственность и захватили в рабство родственников умершего короля. Именно это — унижение и жадность римлян — привело иценов в страшную ярость, и потому следующий вопрос: почему римляне вели себя так плохо? Ответ найдем, конечно, в текстах Тацита. Причиной было прежде всего экономическое фиаско.

Когда Британию в 43 году захватил Клавдий — заика и педант, жаждущий воинской славы, — он пошел против исторического опыта римлян. Британия, утверждало большинство римских экспертов, — это дыра, и притом дыра опасная. Когда Юлий Цезарь столетием ранее возглавил первое, незаконченное, вторжение, он посчитал, что эта страна настолько бедна и никудышна, что там и взять-то нечего. Не стоит выходить за уже существующие северные границы, говорил император Август, это все равно что ловить рыбу на золотой крючок — улов не стоит снасти.