Лондон по Джонсону. О людях, которые сделали город, который сделал мир

«Гук заварил серьезную кашу — он заявил, что Ньютон взял все у него, и высказал пожелание, чтобы ему воздали должное», — говорил очевидец. Новости о поведении Гука дошли до Ньютона, и Ньютон рассердился не на шутку — даже больше чем Гук. Одно дело — постулировать закон обратных квадратов в гравитации, ведь это просто интуитивное умозаключение из очевидного факта, что сила гравитации является очень слабой. И совсем другое дело — сесть и произвести собственные расчеты.

Чем больше заявлений Гука доходило до Ньютона, тем больше он злился. Гук делает вид, что ему скучно заниматься сухими расчетами и выводить результаты наблюдений, а на самом деле он просто не способен на это, гневался Ньютон. «Из его слов ясно, что он знать не знает, как это сделать». Это было жестокое замечание, но, вероятно, справедливое, и Гук был уязвлен до глубины души.

Он продолжал бушевать до конца своих дней. Можно видеть, что в 1690 году он упоминает закон обратных квадратов как «теорию, которую я имел счастье разработать» или «свойства гравитации, которые именно я открыл и представил обществу много лет назад… Недавно мистер Ньютон сделал мне одолжение, напечатав и опубликовав их как свое изобретение».

Вместо того чтобы отдать коллеге должное по справедливости, Гук заявил, что Ньютон сделал вид, что рассорился с ним и обиделся. Но все зря. Спор был проигран. Возможно даже, что этот спор был проигран в тот самый первый вечер в кофейне, когда Гук оспорил приоритет Ньютона. Слишком уж часто он хвастался, слишком легко заявлял права.

Какие бы открытия в гравитации он ни сделал, ему не сочувствовали из-за его сварливости. Ньютон вычеркнул его имя из третьей книги «Principia Mathematica», а в последующих работах низвел его от Clarissimus Hookius (выдающийся Гук) до Hookius (просто Гук).

Вражда окончилась только со смертью Гука в 1703 году. Путь на пост президента Королевского общества был для Ньютона открыт, и он занимал эту должность двадцать четыре года. Есть мнение, что, став всемогущим, Ньютон занялся устранением памяти о человеке, который так его раздражал. Кое-кто обвиняет Ньютона в том, что у нас нет ни одного доподлинного изображения Роберта Гука. Действительно ли Исаак Ньютон активно интриговал против своего критика, сжигая его портреты, — бог его знает, но это маловероятно. Однако Гук действительно дошел до нас как типичнейший горький неудачник, как просто один из многих, сгорбленный, озлобленный Сальери, неспособный примириться с блистательным моцартовским гением Ньютона.

На самом-то деле можно возразить, что это Ньютон был нелюдимым затворником, чудаком, который баловался черной магией. А Гук, судя по исследованию Инвуда, предстает обаятельным и общительным, клубным человеком. Да, его домашние и сексуальные отношения не лишены странностей, а учитывая, что много лет его сожительницей была его племянница, Грейс, то ему крупно повезло жить при Реставрации, а не при пуританах. Но все же в его характере была какая-то особенная доброта.

У него была неразборчивая в связях домработница по имени Марта, и иногда он искал убежища от ее бесстыдства у своей прежней домработницы и сожительницы Нелл Янг. То, что он сохранил хорошие отношения с Нелл, наверное, говорит о его доброте и щедрости, ведь она сбежала от него и спала с парнем помоложе — после того, как у Гука хрустнуло в пояснице во время) — (. Изредка он встречался и наслаждался «долгими беседами» и чаем с пирогом, но без всяких) — (, с некой миссис Мур.

Он обедал с Пипсом, который очень его уважал и говорил, что «это самый выдающийся — хотя, глядя на него, этого не скажешь — из всех, кого я когда-либо встречал». То, что он продолжал читать лекции, которые никто особо не посещал, говорит о его огромной неуемной любви к науке.

Гук был компанейский парень и постоянно гулял с друзьями или просто просиживал в кофейнях с Фрэнсисом Лодвиком, для него Лодом, Джоном Хоскинсом (Хоском), Ричардом Уоллером (Уоллом), Эдмондом Галлеем (Холлом), Александром Питфилдом (Пифом) и с мистером Каррером (Каром). И не всегда он был так уж болезненно честолюбив: он запросто позволил Рену и другим присвоить честь строительства зданий, которые проектировал и возводил главным образом сам. Перечень его свершений огромен.

Вместе с известным часовщиком Томасом Томпионом он успешно наладил в Лондоне — в Клеркенвелле — производство больших и карманных часов. Похоже, он очень близко подобрался к тому, чтобы сформулировать теорию эволюции — это ведь он утверждал, что в «прошлом, совершенно очевидно, существовали виды, которые потом исчезли» и что «представляется очень абсурдным делать вывод, что с самого начала все было в том состоянии, в котором мы находим его сегодня».

Он задавался вопросом, может ли быть, что Ирландия и Америка были когда-то одним целым, может ли быть, что дно моря было когда-то сушей, а то, что теперь суша, было морем. Его посещали великие догадки, и он это знал.