Лондон по Джонсону. О людях, которые сделали город, который сделал мир

Пребывание Адриана в Лондоне было коротким, но не без последствий. Он инициировал строительный бум, который способствовал формированию облика города на сотни лет. Он формально превратил Лондон в столицу провинции и низвел Колчестер. Он возвел физический раздел между Англией и Шотландией, видимый и в наши дни, что подвигло некоторых лондонцев, таких как Сэмюэл Джонсон, на грубые насмешки.

Его правление было исполнено духа религиозной толерантности, который этот город смог вернуть себе только в XX веке. Иногда я останавливаю велосипед у развалин храма Митры, перенесенных с их изначального места и выставленных на обозрение на Куин-Виктория-стрит.

Сходите и взгляните на эти загадочные ряды каменной и кирпичной кладки, бывшие когда-то частью подвала, а теперь обдуваемые ветром и омываемые дождем. Вообразите себе несчастных митраистов, в ужасе бегущих от христиан. Подумайте об их слезах, когда те у них на глазах разбивали на кусочки их священные статуи. Такое невозможно в наши дни — и было невозможно во времена Адриана.

То, что случилось после него, является страшным предупреждением всем тем либеральным теоретикам от образования, которые верят, что прогресс необратим. Волна за волной завоеватели так расшатали древнеримскую систему, что цивилизация почти погибла. Лондонцы забыли латынь. Они забыли, как читать, забыли, как чинить мост. В промежутке между 400 и 850 годами мы не находим никаких следов обитания человека в Саутворке — к югу от Темзы. Закончилось все, как и должно было: понтонный мост Авла Плавта, который ремонтировали и укрепляли поколения лондонцев, сгнил и ушел под воду Важнейшее связующее звено исчезло. Осталась горстка волосатых жуткого вида обитателей в тех местах, где сейчас Ковент-Гарден — крестьяне, свинопасы, — но это была именно горстка.

В 800 году Багдад имел миллион жителей, когорту замечательных ученых и поэтов и библиотеку в тысячи книг обо всем на свете: от алгебры до медицины и изготовления часов. К этому же году Лондон вернулся назад к варварству. Те, кто здесь жил, не были вполне римлянами, не были вполне христианами, — и так продолжалось, пока в начале VII века из Рима не прислали человека, которому поручили исправить положение. Его звали Меллит, что означает «медовый», но, если вы попытаетесь найти лондонца, который слышал о нем, вам придется изрядно попотеть.

Меллит

Человек, который вернул христианство и получил коленом под зад

«Меллит?» — гид слегка удивилась. Я почувствовал себя так, будто пришел в дорогой супермаркет Waitrose и попросил чего-то очень необычного — например бочку медовухи. Но Вивьен Кермат — это аккредитованный гид собора Св. Павла, из тех, что с красной лентой через плечо. Она знает свой предмет.

«Ах да, — говорит она, — Меллит. 604 год. Он построил первую церковь на этом месте. Пройдемте сюда».

«Погодите минутку, — говорю я. — Ведь никаких физических следов самого здания не осталось, не так ли?»

«Совершенно верно, — отвечает Вивьен. — Но у нас есть икона Меллита».

«Икона?» — я просто изумился.

Мы медленно идем через великий собор — творение Кристофера Рена, — мимо мемориалов Нельсона и Веллингтона. Минуем место, где леди Диана Спенсер освятила свой злополучный союз с принцем Уэльским. Идем мимо списка бывших настоятелей собора, включающего Джона Донна и его блестящего предшественника Александра Новелла (1560 год), лондонца, который первым придумал, как разливать пиво в бутылки: возможно, это самая большая его заслуга перед человечеством, заметила Вивьен. В самом конце восточной части собора мы подходим к американской мемориальной часовне. Там, прямо над иллюстрированной Книгой Памяти, содержащей имена 28 000 американцев, отдавших жизнь во Второй мировой войне, и висит Меллит.

Точнее сказать, это довольно недавнее и ярко раскрашенное в иконографическом стиле изображение того, как мог бы выглядеть Меллит, подаренное собору Греческой православной церковью.

Я разглядываю его длинный нос и глубоко посаженные карие глаза и пытаюсь мысленно уйти в те времена и представить себе умонастроение этого доблестного христианского святого, этого римского аббата, которого послали сюда с опасным поручением более 14 веков назад.

А за ним был Лондон, плотно застроенный, с аккуратными крышами, с устремленным в небо куполом собора Св. Павла, неподвластным времени. Демонстрируя свою эрудированность, я перевел греческую цитату из открытой Библии Меллита: «И сказал Сидящий на престоле: се, творю все новое»[2].

Делать все новым. Такую задачу поставили перед этим римским епископом, присланным в Лондон. Легко сказать..

Отдав дань уважения иконе, я вышел и остановился на ступенях собора, пытаясь представить себе жуткий вид, который открылся взору Меллита по приезде.