— Обычно они сидят тихо, как мышки, — произнесла госпожа Ньюкомб, с милой улыбкой направившись к двери. — Но так уж получилось, что и у Мэри, и у Генри одновременно болят зубы, и стоит одному из них разреветься, как второй тут же подхватывает. — Выйдя на лестницу, она поглядела вниз и стала звать невидимую служанку: — Маргарет! Угомони детей, да поскорее!
— Аптекарь готовит для них капли, — пояснил господин Ньюкомб. — Иначе они не успокаиваются, а цена меня не смущает — за покой в доме никаких денег не жалко.
Раскрасневшаяся госпожа Ньюкомб по-прежнему стояла в дверях.
— Маргарет разрешает детям на головах ходить. Вот глупая! Совсем распустила мальцов. Я ей уже тысячу раз повторяла! — Госпожа Ньюкомб снова улыбнулась мне и уже более спокойным тоном прибавила: — Если желаете, сэр, приходите завтра к нам отобедать, заодно и комнаты посмотрите.
Вопли усилились, и госпожа Ньюкомб выскользнула из гостиной.
— Она уже все продумала, — понизив голос, заметил господин Ньюкомб. — У нее всегда так. — Он отпил глоточек вина. — Между прочим, вы могли бы устроиться гораздо хуже. А так нам всем будет польза. Но о нашем удобстве не думайте — решение за вами.
— Благодарю, сэр. — Я был неожиданно растроган.
За прошедшие несколько лет добрым отношением меня никто не баловал. А Ньюкомбы явно желали мне добра, пусть и не забывали при этом о собственных интересах.
Ньюкомб взглянул на меня поверх бокала:
— Да и насчет вашей худобы она тоже права. Приходите к нам пообедать. Уж извините за прямоту, но вы прямо кожа да кости. Будто одним воздухом питаетесь.
Пока я был у Ньюкомбов, дождь прекратился. Вернувшись в Уайтхолл, я обнаружил записку от Уильямсона: он приказывал мне явиться в кабинет лорда Арлингтона, сообщая, что ждет меня там.
У лорда Арлингтона моего начальника не оказалось, но я заметил, что он прогуливается неподалеку в Собственном саду. Уильямсон мерил шагами одну из прямых дорожек, шедшую параллельно зданиям, внутри которых тянулась Тихая галерея. Если на пути моего начальника встречалась лужа, вместо того чтобы хоть чуть-чуть отклониться от курса, он шагал прямо по ней.
Услышав хруст гравия под моими туфлями, он поднял взгляд:
— Долго вы пробыли у Ньюкомба.
Я поклонился:
— Прошу прощения, сэр. Оказалось, что он сдает внаем две комнаты над своей печатней.
Уильямсон вскинул брови:
— Большая удача! Переезжаете туда?
— Я их еще не осматривал. Но надеюсь, они нам подойдут.
Уильямсон продолжил путь. Держась чуть позади, я последовал за ним в дальнюю часть сада, к стене, отделявшей его от лужайки для игры в шары, а затем по другой дорожке. Уильямсон огляделся, проверяя, нет ли кого поблизости.
— По поводу этой истории в Барнабас-плейс, — отрывисто бросил он. — Счел за лучшее поставить вас в известность. Может быть, это не важно, однако наверняка судить трудно.
Он вынул из кармана лист бумаги и протянул мне. Я стал читать имена, записанные в столбик.
У меня волосы встали дыбом. После первых шести имен я поднял взгляд на Уильямсона:
— Это же…
— Именно. Цареубийцы. Люди, устроившие казнь покойного короля, и их пособники.
И тогда я понял, почему господин Уильямсон решил показать мне этот список в саду, вдали от посторонних глаз. Шесть лет назад после Реставрации монархии парламент принял Акт о забвении и возмещении ущерба: необходимая мера, призванная исцелить раны, нанесенные длительной Гражданской войной. Тем, кто с оружием в руках выступил против короля и его отца, было даровано полное помилование. Единственным исключением стали цареубийцы и их пособники, а также несколько человек, чьи преступления против Короны сочли непростительными.
Я заглянул в конец списка. Примечания рядом с именами сообщали о судьбе этих людей. «Ум.» — ныне покойные цареубийцы: им посчастливилось больше всего. «В бегах» — те, кто уцелел и скрылся от закона: они живут в постоянном страхе, боясь, что их настигнут агенты короля. Другие в тюрьме, некоторые даже получили помилование. А остальные…
— Те, чьи имена зачеркнуты, казнены или убиты, — пояснил Уильямсон. — Читайте дальше.
Я перевернул страницу. Список продолжался и на другой стороне. Мой взгляд остановился на одном из последних имен:
— Сама Кэтрин Ловетт ни в чем предосудительном не замечена, иначе сэр Дензил не обручился бы с ней. — Уильямсон кашлянул. — Когда отец этой девушки бежал за границу, его имущество и земли, включая дом и мастерскую на Боу-лейн, конфисковали. Но по моим сведениям, юная леди сама по себе является наследницей родных по материнской линии, так что у нее все еще есть собственное состояние.
— Но, сэр, зачем вы мне об этом рассказываете? — спросил я.