Лондон: время московское

Затаите-ка дыхание и скорей промчитесь сквозь вон ту вонь, голубочки! Переступите через эти сокрытые мраком ночи тела, которые оплакивал Боз[73], через беззубых стариков, сифилитичек, умирающих от голода детей, праздных пьяниц и бездельников. Вглядитесь сквозь паутину настоящего в то, что проступает за ней, смотрите туда, где птичий рынок, где сплошь торговцы, воры, шлюхи да актеры. Где среди попугаев и котят живут певчие пташки и рабочие сцены, рыботорговцы и тряпичники, творцы и убийцы, а вот кому живые мидии, старье берем, тащите свою ветошь, голубочки, тащите своих мертвецов[74].

А теперь еще чуть назад, вверх по Монмаут-стрит, мимо нашего семиликого чуда — а ведь недурно она задумана, эта жердь! Кол, торчащий в самом сердце перекрестка семи дорог, хотя обычно на кол сажали несчастных, взращенных этим перепутьем. То есть замыслен он был, разумеется, как шесть циферблатов, с достойной восхищения симметрией семнадцатого столетия, однако сама площадь не была совершенной формы, и к ней приткнули седьмую улицу, расширяя пространство для столь прибыльной недвижимости; к счастью, седьмой циферблат был водружен на самый верх колонны, благодаря этим циферблатам на солнечных часах она вроде как казалась неплохо продуманной, не сказать гармоничной и элегантной и вообще тип-топ, и даже могла весьма понравиться архитекторам века разума, работавшим с точностью часового механизма. Я как-то раз подслушал, как двое болтали здесь обо всех тюрьмах, из которых им удалось улизнуть, как делили сандвичи и солнечное тепло у подножия этих часов; редкий был день, голубочки! По правде сказать, у меня аж кровь в жилах застыла (какой бы она там ни была). Но зато они оставили после себя уйму крошек, а посему давайте-ка вежливо поблагодарим негодяев, прежде чем двинуться дальше.

РЕКА

Где же мы закончим наше путешествие, голубочки? Разумеется, там, где заканчивается все в Лондоне — на берегах реки, вашей дражайшей-дрожащей-брюзжащей-нижайшей тетушки Темзы. Любовь моя, жизнь моя, ворчливая вонючая рыбацкая жена — ваша тетушка Темза стара как холмы, а то и постарше, но каждый новый день дарит ей обновление — никакого обмана! Везде-то она побывала, всех-то повидала, превзошла сама себя, да и некоторых из вас тоже. Испробовала все, что может предложить Лондон: тут тебе и дно самоходки, и выходки дна (я о тех несчастных душах, что бросаются в ее распахнутые объятия — говорят, недели не проходит, чтобы не вытащили очередное тело, но наверняка знает только тетушка, а уж она-то умеет хранить тайны). Она лизала портлендский камень[75], о да, и пробовала кровь королей, их убийц и даже их лошадей; просачивалась в такие щели, где малиновки мусолят мотыля в мокром мутном мраке. Ну кому, как не вам, понять. Вот она какая, ваша тетушка, голубочки, грациозная как девушка и куда как более чистая.

А уж какая изменчивая; о да, то она поднимется, то опустится, то плещет из стороны в сторону, то хлещет, то замирает, и так от часа к часу, из года в год. В тихом туманном будущем появятся рипариографы, которые будут снимать календарные показатели с движущейся поверхности реки, с этого серебристо-серого шелка с легким налетом дыма (а Дым — это ведь я, голубочки! О, как я обожаю вашу дражайшую тетушку — ласкаю, распекаю, тоскую, целую, чмок-чмок! И да будет так до исхода наших дней).

Так или иначе, но настанет день — 12 июня 2076 года, 6:22 утра. Это будет чудесный день: умрут восемьдесят три человека, и лишь двенадцать из них будут убиты или зарублены; родятся пятнадцать младенцев (пять девочек, десять мальчиков) — вы не поверите, но все до двух часов пополудни по Гринвичайному времени. Семь из них получат имя — производное от Кейт. В этом промельке вы, конечно, ничего не узнаете о вашем собственном будущем, голубочки, но не волнуйтесь: ваша тетушка будет приливать, отливать, тосковать и добра наживать без вас точно так же, как бок о бок с вами все эти годы, и так же оставаться вашей и моей частицей, как остаюсь вашей и ее частицей я.

Вот нам и пора; я уж и хвост распушил, и сказанье свое завершил. Голубочки, звоночки, дорогие дружочки, грязнули приставучие, крысы мои летучие, слушайте своего дядюшку, слушайте и мотайте на ус. Сторонитесь Трафальгарской площади, там не привечают вашего сомнительного роду-племени. И башня Тейт Модерн — это не про вас: на верхушке этой вышки из бурого кирпича гнездятся сапсаны, а сапсанам по вкусу пухлые пышечки вроде вас. Держитесь людных улиц, оживленных дорог, держитесь мест, где толкутся туристы: там вы найдете отборные отбросы, там сыплются самые сладкие крошки. Живите, любите, несите яйца, голубочки, и сторонитесь тихих мест.

Перевод с английского Марии Фаликман

Каарон Уоррен. Пиквикский синдром