Лондон: время московское

— Трудно сказать, его ли рукой написаны эти карточки, — отвечаю я. Старший архивариус должен знать, но я не спрашивал. Слишком часто бегать к начальству выглядит непрофессионально.

— Что-нибудь особенное удалось найти? — снова спрашивает Саймон. — Какие-нибудь забытые сокровища?

Этот аспект моей работы всегда особенно интересует окружающих.

— Вот, смотри, какая прелесть. — Я выкладываю крапчатый лоскут, весь исчерченный яркими линиями.

— Красный с зеленым, — одобрительно кивает Саймон, — прямо для рождественской открытки!

— Может быть, только это погребальная ткань.

— Да что ты говоришь! Такая веселенькая…

— Рисунок называется «съеден термитами».

— Однако… но все-таки лучше, чем уродцы, набитые опилками.

Далеко не все экспонаты Коллекции радуют глаз. Музей хранит множество материалов по естествознанию — шкуры, чучела, скелеты.

— Слышишь? — Саймон наклонил голову к плечу.

В стенах раздается какое-то постукивание. Наверное, разогреваются трубы, готовясь к борьбе с зимним холодом в старинном викторианском особняке.

— Отопление?

— Может быть, — кивает он. — Выпьешь с нами вечером в «Голове короля»?

Мне нравится задавать вопросы и запоминать рассказы людей о себе и об их родных. Наверное, я просто не в меру любопытен, но Саймон считает меня хорошим слушателем и часто приглашает в паб в свою компанию садовников и уборщиков.

— Спасибо, приду.

— Для некоторых нынешнее Рождество может оказаться последним у нас, — замечает он с жалостью.

Мы все боимся потерять работу, но к Саймону это не относится. Он-то знает себе цену — кто станет выбрасывать полезный и проверенный инструмент? Не думаю, что ему грозит увольнение. Скорее уволят Дэна, его помощника. У Саймона на нагрудной карточке значится: «Старший смотритель». Дэну больше подошла бы надпись: «Поработаю, пока моя группа не раскрутится». Ни о чем, кроме музыки, он знать не хочет.

— Слыхал, что вещи пропадают? — спрашивает Саймон.

— Из Коллекции?

— Да нет, у посетителей. Коробка с ланчем, телефон… Кто-то ворует, так что запирай кабинет получше, когда уходишь.

Я похолодел. Наше укромное святилище, затерянное в южных предместьях, не может тем не менее обойтись без посетителей, которых обеспечивает город. Мы не смогли бы разместиться в меньшем здании, а нынешнее требует расходов. Народу сейчас больше, не говоря уже о сотнях детей с горящими от любопытства глазами на школьных экскурсиях, и эти толпы, естественно, привлекают карманников из того же города.

Музей должен быть комфортным местом для семейного посещения, для любознательных туристов — мы не можем позволить обворовывать наших гостей!..

Новая карточка из стопки — и сразу загадка.

На предыдущих указывалась местность, название дизайна или мотива и его перевод — например, mamafehoe (mahoe): «деньги моей бабушки», или lisa: «хамелеон», — но какое отношение к ткацкой традиции ewe kente имеет эта карточка из каталога? Откуда она могла взяться?

ЭМИЛИ

Компаньонка

1876–1897

Отопление в комнате работает нормально, но меня словно пронизывает холод. Те же чернила, тот же каллиграфический почерк. Может быть, коллекционер, хоть это и непрофессионально, делал на карточках и личные записи? Или это про картину, фотографию? Странно… хотя не одни же предметы и животные…

Стоп! Ну конечно! У животных бывают не одни только латинские названия, но и имена, друзья и компаньоны из них тоже получаются. Если неведомый коллекционер посетил Гану с каким-то ручным питомцем, который там и умер, то внизу в зале естествознания может отыскаться и соответствующее чучело. С другой стороны, двадцать с лишним лет… Впрочем, попугай или мелкая собачка способны прожить и дольше, став при этом всеобщими любимцами.

Вздохнув, я откладываю карточку в сторону, чтобы разобраться с ней позже.

Шагая по заснеженной лужайке сада с сэндвичем в руке, я размышляю о случаях воровства. С наступлением холодов среди посетителей стало больше молодежи. Прогуливают занятия?

Я еще не стар, но уличные беспорядки прошлого лета будто воздвигли барьер между мной и молодыми, подобный ограде вокруг музейной территории. Упорядоченность и система внутри, а снаружи клубок противоречий, которые невозможно разложить по категориям. Можно ли навести мосты через эту стену? Во всяком случае, я неизменно здороваюсь с молодыми людьми, когда вижу их в музее, и стараюсь не думать о них предвзято.

Авторы отчетов о беспорядках, которые мне довелось читать, оперировали лишь слегка обновленными викторианскими ярлыками, которые Англия навязала всей своей империи, подразделяя лондонскую фабричную бедноту на пьяниц и многодетных, заслуживающих и не заслуживающих помощи. Теперь, сто лет спустя, участников беспорядков классифицируют подобным же образом, выделяя тунеядцев на пособии, жертв неполных семей и криминальные меньшинства.

Лучше пускай эти юнцы бродят по музею, чем таращатся на зеркальные витрины торговых центров. Те лишь дразнят, предлагая товары, на которые у них нет денег; здесь же отношение куда уважительнее: смотри и узнавай новое.