Он еще пару раз объехал квартал, проверяя девочек и изображая из себя копа, и в конце концов подкатил к одной черной, предлагавшей свои прелести возле популярного ночного клуба "Нэйшн". На ней было серебристое бюстье, такого же цвета короткая юбчонка и туфли на платформе.
Самая лучшая новость: ему
– Они у тебя настоящие? – спросил он, когда девчонка наклонилась к окну.
– Настоящие. Сама недавно проверяла. Или хочешь лично попробовать? Нравится? Не прочь пощупать? Знаешь, это можно устроить. Прокатимся? Но только вдвоем, милый.
Шейфер улыбнулся, вступая в игру, правила которой знал слишком хорошо. Шлюха если и заметила, что он белый, виду не подала. Этих ничем не проймешь. Что ж, посмотрим.
– Запрыгивай. Мне хочется проверить тебя всю. Сверху донизу. Устроить тест-драйв.
– С тебя сотня, – сказала она и вдруг сделала шаг от машины. – Как, устраивает? Потому что за меньше...
Шейфер продолжал улыбаться:
– Если они настоящие, сотня твоя. Без проблем.
Девчонка открыла дверцу и плюхнулась на переднее сиденье. С духами у нее вышел явный перебор.
– Смотри сам, дорогуша. Они вроде как маленькие, но такие сладенькие. И все твои.
Шейфер рассмеялся:
– Ты мне нравишься. Только не забудь, что сказала. Впрочем, я напомню.
"Они все мои".
Глава 39
В полночь я заступил на дежурство и почти сразу же выехал по вызову в Саут-Ист. Как будто и не уходил из департамента полиции. Квартал был мне знаком и состоял в основном из вытянувшихся друг за другом вдоль Нью-Джерси-авеню белых домиков с террасами, многие из которых пустовали. У места преступления собралась немалая толпа, где мелькали как лихого вида молодчики, так и детишки с велосипедами, не спешившие домой, несмотря на поздний час.
Какой-то парень в шапке в стиле растафари и с множеством дредов кричал полицейским из-за желтой оградительной ленты:
– Эй, ты слышишь эту музыку? Нравится? Это музыка моего народа!
Сэмпсон встретил меня у одного из домов с разваливающейся террасой.
– Как в старые добрые времена, верно? – проговорил он, качая головой. – Потому и прикатил, а? Соскучился по настоящей работе? Хочешь вернуться в департамент?
Я взмахнул рукой.
– Точно. Мне только этого и не хватает. Ночных вызовов да трупов.
– Я так и подумал. Мне бы их тоже недоставало.
У двери в дом, в котором обнаружили тело, стояли двое полицейских. Впрочем, самой двери не было, так что охраняли они дверной проем.
– Это Алекс Кросс, – сообщил патрульным Сэмпсон. – Слышали о нем? Тот самый Алекс Кросс.
– Доктор Кросс.
Полицейский почтительна отступил в сторону, пропуская нас внутрь.
– Ушел, но не забыт, – промолвил Джон Сэмпсон.
Ушел, но не забыл – все оказалось слишком хорошо знакомым: выметенный в коридор мусор, невыносимая и неистребимая вонь от гниющих где-то объедков и мочи. Прошло уже больше года, но в некоторых местах ничто не меняется.
Нам сказали, что тело находится на верхнем, третьем, этаже. Мы стали подниматься по лестнице.
– Чертова свалка! – пробормотал Джон.
– Да уж. Не думай, я все помню.
– Хорошо еще, что не придется спускаться в подвал. Так каким ветром тебя сюда занесло?
– Просто соскучился. Не с кем поболтать. Никто не называет меня Сахарком.
– Вот, значит, как. Выходит, у вас там кличками не пользуются? Так почему ты все-таки здесь, Сахарок?
Мы уже поднялись на третий этаж. Тут и там мелькали люди в форме вашингтонской полиции. Прямо-таки дежа-вю. Я натянул перчатки из латекса, то же сделал Сэмпсон. Все как раньше. К сожалению, воспоминания всколыхнули не только хорошее.
Мы остановились у второй двери с правой стороны коридора, пропуская молодого чернокожего патрульного. Парень буквально выбежал из комнаты, прижимая ко рту белый носовой платок, и помчался вниз. Все как раньше.
– Надеюсь, хоть там не наследил, – проворчал Сэмпсон. – С этими сопляками хлопот не оберешься.
Мы вошли.
– Вот черт! – вырвалось у меня.
В "убойном" отделе можно прослужить сколь угодно долго, но к таким сценам все равно не привыкнешь, а детали, ощущения, запахи остаются навсегда.
– Сначала он позвонил нам, – сказал я Сэмпсону. – Вот почему я здесь.
– Кто
Мы подошли ближе к лежащему на голом деревянном полу телу. Молодой женщине не было, наверное, и двадцати. Хрупкая, невысокого роста, довольно симпатичная. Из одежды ничего, кроме повисшей на пальце левой ноги туфли. На правой лодыжке болтается золотая цепочка. Руки заведены за спину и стянуты каким-то шнуром. Во рту черный пластиковый мешок.