Лондонские оборотни

Лидиард услышал легкомысленный смешок Мандорлы Сулье и не мог не почувствовать абсурдности ситуации. Вот они все стоят здесь, всех их затащили в глубины земли какие-то сверхъестественные создания из тяжелого камня и спокойного огня, их заставили оставаться в мрачном унылом и голом Подземном мире, в тени распятого ангела. Сам оратор — не более, чем призрачное отражение человека из плоти и крови, но все же он с самодовольством утверждает, будто мир вовсе не таков, каким кажется.

Однако Лидиард напомнил себе, что к шарлатану Джейкобу Харкендеру обращается не только рационалист сэр Эдвард Таллентайр, но и этот загадочный Сфинкс, наконец, решивший предстать перед Пауком, который отвлек его от сна, похитив при этом часть его души, чтобы создать чудо-ребенка.

Во всяком случае, Харкендер не чувствовал настроения смеяться. Но и не хмурился. Вместо того в его глазах под капюшоном промелькнула надежда, и он, не мигая, уставился на своего противника:

— Я могу уничтожить вас прямо на месте. — сказал он. — Здесь я имею такую власть, что мог бы мгновенно объять вас огнем и развеять ваш прах по этой печальной почве.

— Без сомнения, — согласился Таллентайр. — Но это еще не доказательство вашей правоты. И вы стоите перед лицом неведомого будущего, как и все мы, и нуждаетесь не только во власти, но и в доказательствах, поддерживающих вашу правоту, и пока у вас не будет этих доказательств, вы не сможете узнать, чего вам будет стоить применение этой власти.

В его надменности было нечто, заставляющее задержать дыхание, но в ту самую минуту, когда Лидиард действительно почти перестал дышать от восхищения, Таллентайр сильно вздрогнул, от удара, и схватился за правую руку, разглядывая свою ладонь, которую пронзил дротик длиной в фут. По дротику медленно хлынула кровь, и Таллентайр не сдержал гримасы боли, которая исказила его лицо.

— Тогда дайте мне крест. — прошипел баронет. — Сделайте кресты для всех нас или разожгите костры, чтобы нас сжечь. Потратьте себя на создание этого Ада в миниатюре, если это и есть все, что способен создать ваш слабенький умишко. Никто не сможет спасти вас от Дьявола, если это то, чего вы алчете. Никто не сможет освободить вас от ненависти и злобной ярости, если вы не будете следить за собой, но говорю вам теперь: те, для кого сам мир — всего лишь сон, не могут спать вообще! Я послан сюда вовсе не для того, чтобы разыгрывать страдающего дурня, но удовлетворить на вашу потребность. Ту потребность, которая остается, несмотря на все то, что этот жестокий и искалеченный человек проделал, преобразовывая ее. У меня имеется ответ, если только вы сможете выслушать и вынести его.

Лицо Харкендера с его пустыми глазницами стало выражением абсолютного гнева.

— Лжец! — закричал он. — Вы слепы, и не в состоянии видеть. Вы никогда еще не проникали за вуаль видимости, но я прошел путь боли, и я видел. Вы всего лишь человек, а я больше, чем человек, и не может быть другого ответа, отличного от того, который я нашел! — Да, вы видели. — согласился Таллентайр, — Но вы стояли один, и то, что вы прочли начертанным на стенах вечности есть отражение ваших лихорадочных снов. Вы стояли один, лишенный друзей, совета и поддержки. Н даже в этом вашем личном Аду, есть и другие, которые стоят вместе со мной, и они засвидетельствуют, что мое видение не только мое, и это и есть истина, и ее могут разделить все.

— Тысяча слепых все равно не способны видеть, — упрямо сказал Харкендер с усмешкой. — И настолько ли вы убеждены, что Лидиард видит точно так же как и вы? Так ли вы уверены, что он все еще ваш ученик, теперь, когда Сфинкс подкинул ему загадки Творения в их истинном свете?

Лидиард чувствовал лихорадочное биение сердца призрака Корделии, он знал, она закусила губу, чтобы удержаться и не заплакать от горя при виде трудного положения своего отца.

Но Таллентайр уже снова выпрямился. Дротик исчез, и рука его опять была невредима. Значит, здесь и он может творить чудеса.

— Мне не нужно его спрашивать. — сказал баронет. — Я его знаю, его ум, его сердце, его мужество. Если он не видит так, как я, значит, то, что вижу я, не самое верное.

По воздуху пролетел второй дротик, на этот раз нацеленный в сердце Таллентайра. Он ударил тяжело и с силой, и Таллентайр наклонил голову, глядя на дротик, но удержался на ногах. Лидиард услышал, как смеется Мандорла, но не понял, над кем из них.

— Я же не отрицаю, что вы можете меня ранить. — прошептал баронет, но его слова прозвучали явственно для тех, кто мог его слышать. — Я отрицаю только то, что это может иметь какое-то значение. Если вы снизойдете до того, чтобы разделить мой сон и отвлечетесь от своего, я вам покажу, какую печальную и глупую фантазию вам продали. И хотя не могу обещать снять тот ядовитый гнев, который вас мучает, я его вылечу, насколько сумею.