– Что вы хотите этим сказать?
Де Куинси на миг смешался.
– Любовь к Шекспиру надо взращивать долго. Этот автор не для современной публики.
– Однако же и у нас есть сторонники. Вот что я вырезал из «Ивнинг газетт».
Он вынул из кармана листок и громко прочитал:
Де Куинси расхохотался:
– Стишки прежалкие.
– Согласен. Даже я написал бы лучше. – Айрленд пристально глянул на приятеля. – Но по духу верные.
– Бесспорно.
Его ответ явно утешил Айрленда.
– Я вам, Том, расскажу такое, о чем мало кто знает. Могу я рассчитывать, что это останется между нами?
Де Куинси едва заметно кивнул.
– Среди огромного количества документов, которые мне передал мой благодетель, – продолжал Айрленд, – я нашел еще одного «Генриха».
– Что-что, простите?
– «Генриха Второго». Вот чудо-то, верно?
Де Куинси подошел к сундуку орехового дерева возле кровати и достал из него бутылку портвейна «Маконоки». По другую сторону кровати находилась стойка для умывальной раковины и кувшина. Открыв шкафчик под раковиной, Том вынул два бокала. Только теперь он заметил, что на раковине с краю отбита эмаль и металл уже потемнел.
– Вы показывали пьесу кому-нибудь?
– Отцу. А он передал ее мистеру Малоуну, и тот подтвердил, что она – подлинное творение Барда.
– Кто еще читал рукопись?
– Больше никто. Пока что. Мы ждем благоприятного момента. Когда «Вортигерн» будет оценен, как он того заслуживает. За что же мы выпьем?
Де Куинси разлил вино, они подняли бокалы.
– За «Генриха», – сказал Айрленд.
– За «Генриха». И пусть победит достойнейший.
– Что это значит?
– Ничего. Присловье такое.
– Мой отец выразил желание увидеть ее в печати. Но я сказал, что почитаю за благо выждать какое-то время. Если она появилась бы сразу следом за «Вортигерном»…
– Это показалось бы чересчур счастливым совпадением?
– Вот именно. В «Перикле» есть строка о необъятном море радости, захлестывающем героя.
– «Чтоб море этой радости великой моих не затопило берегов».[115]
Верно?– Вы ее даже наизусть знаете. Между прочим, некоторые утверждают, что «Перикл» написан не Шекспиром.
– Некоторые готовы утверждать любую чушь.
– Это я сейчас испытываю на себе. – Айрленд быстро допил портвейн. – Позволите?… – Он опустился на кровать; де Куинси тем временем снова наполнил его бокал. – Поток посетителей вырос настолько, что отец стал печатать пригласительные билеты. Как он и предсказывал, наш маленький музей превратился в святилище. Да, я вам говорил? Однажды утром приехал даже принц Уэльский.
– Не может быть!
– Представьте, самолично, весь в зеленовато-голубом шелку. Старый Распутник собственной персоной. Но сначала примчался какой-то придворный остолоп и велел нам приготовиться к важному визиту. И что, интересно знать, от нас требовалось? Одеться как положено при дворе? Следом приковыляло его толстомясое высочество. Отец мой отвесил такой низкий поклон, что стало видно его… – Айрленд засмеялся. – Умолчу.
– Но что же принц?
– Потребовал подать ему найденные мною рукописи и, усевшись на стул, который подставил ему расторопный слуга, минуты две, как выразилось его высочество, «внимательнейшим образом изучал» их. От его одеколона в лавке стало не продохнуть.
– И каков же был вердикт?
– Процитирую дословно. – И Айрленд в точности воспроизвел голос принца Уэльского и его манеру речи; де Куинси, впрочем, оценить его искусство не мог, поскольку принца никогда не видел и не слышал: – «Документы эти чрезвычайно напоминают старинные. Однако было бы верхом неосторожности выносить категорическое суждение после столь беглого осмотра». На что мой батюшка ответствовал: «Вне всякого сомнения. Просто немыслимо, высокородный сэр».
– И что потом?
«Полагаю, – изрекла Его Тучность, – что английский народ испытает именно то удовлетворение, коего и следует ожидать от подобных находок».
– И что сие означало?
– Бог знает. Позже отец сказал, что особам королевской крови вообще не положено выражать свое мнение. Я позволил себе возразить, сославшись на их высказывания во время войны с Американскими колониями.
– И долго он у вас пробыл?
– Нет, вскорости встал, собираясь уйти. Отец засуетился: «Высокородный сэр!.. Какая честь!.. Мы и мечтать не могли!.. Теперь с еще большим рвением…» И тому подобное. Как только принц удалился, отец поцеловал стул и заявил, что больше никто на него не сядет.
– На вас, однако, визит не произвел сильного впечатления.
– На меня? Этот шарлатан? Я бы с большей охотой поклонился подметальщику улиц. Он щедрее наделен врожденным достоинством.
– Вдобавок он занят работой.
– Совершенно верно. – Уильям поставил бокал и взял сверток, принесенный из лавки Аскью. – Мне пора домой. Между Бернерз-стрит и Холборном шатается по ночам немало подозрительных типов.