— Убью, Том… Хожу с треф… Капитан Педди наблюдает за Слоном…
— Но что будет толку во всем этом? Положим, украдут алмазы, нам-то что будет пользы? — вступился толстяк Чарли.
— Джину! — вскрикнула Лу с кашлем, отирая кровь на губах. — Жжет, горит в груди, джину!
В эту минуту растворилась дверь и в комнату вошел Доннор Ардег.
— Ба… — удивился Снелль. — Отец! Кланяйся же, Лу, видишь отец! Тернбулль, долой шляпу!
Все игроки подняли головы и изумленно смотрели на нищего.
— Это твой отец, Снелль? — спрашивал Том, приподнимая шляпу. — Мое почтение.
Чарли также кивнул головой.
— Да, это мой отец, — говорил Снелль, — мой честный отец, который не откажется распить с нами по стаканчику джина.
Доннор подошел к игрокам и в изнеможении опустился на стул. С немым изумлением смотрел он на Снелля, который почтительно, но и не смешавшись, говорил с отцом, подавая ему стакан джина.
— Не хочу, — грустно сказал ирландец. — Какое на тебе славное платье, Снелль!
— О да, дедди (тятя), я весьма доволен моим портным, шьет превосходно! — с поразительным хладнокровием ответил Снелль. — Однако дедди, очень нехорошо, что вы вовсе не бережете себя, право нехорошо, — прибавил он с самым хладнокровным и фамильярным видом.
— Будет, Снелль, — печально ответил Доннор, — я за делом… Но где Лу?
— Лу? Здесь. Куда же она подевалась? Я говорил ей, что вы идете… А, понял! Оставьте ее, дедди, она верно пьяна. Ей это здорово помогает, знаете, для больной-то груди. Однако куда же она запропастилась?
— Лу исчезла.
— Ну, это нехорошо! — с упреком в голосе продолжал Снелль. — Не ждал я от нее. Должно сохранять почтение к родителям!
— Оставь, Снелль! Мне нужно переговорить с тобою о деле, — прервал Доннор.
— Нет-нет, сестре нужно сделать выговор. Так не годится.
Глухой, с трудом сдерживаемый кашель прервал его.
— Ну вот, так и есть, — сказал Снелль. — Валяется где-нибудь в углу.
— Но какой ужасный кашель, — проговорил Доннор, невольно поднимаясь с места.
— Да, скверный кашель, — подтвердил Снелль. Один только джин и помогает ей немного.
Говоря это, Снелль вытащил из-за перегородки чахоточную Лу, которая сопротивлялась из всех сил, ибо в ней еще сохранился стыд перед отцом, которого она любила.
— Ну же, не дурачься, Лу, поклонись отцу!
Несчастная закрыла лицо руками, по которому текли крупные слезы. Сердце бедного Доннора разрывалось на части. «Она похожа на мою бедную жену», — подумалось Доннору и, привстав, он поцеловал в лоб несчастную Лу.
— Да помилует тебя, дочь моя, Господь Бог, — тихо сказал он.
— О я, право, люблю вас, дедди, — всхлипывала Лу.
— Когда я вспомню о вас, я всегда плачу. Но джин мне необходим, нужно же залить пламень в груди.
— Черт возьми, мне уже надоедает эта плаксивая сцена, — недовольно проговорил Чарли.
— Молчи, Чарли, — сказал Тернбулль. — Отец очень добрый человек, не нужно обижать его.
— Будет, дедди, вы заставили расплакаться и меня! — кричал Снелль, который в самом деле всхлипывал, сам не зная отчего. — Джентльмену стыдно плакать, нужно веселиться.
Сказав это, Снелль мяукнул так естественно, что глаза всех невольно обратились на него. Но сам он, встретив взор отца, невольно опустил глаза.
— Ну вот вы какой, дедди, с вами и пошутить нельзя.
— Мне нужно поговорить с тобой, Снелль, — сказал Доннор.
— Поговорить? Наедине? Что ж, слышите, господа, — обратился Снелль к своим собеседникам. — Отцу угодно поговорить со мною о семейных делах. Вы знаете, я у него старший сын, следовательно, и наследник.
— Не беспокойтесь, мистер Снелль, мы подождем вас, — важно сказал Том.
— Впрочем и я сейчас вернусь, — сказал Снелль, направляясь за отцом в дальний угол.
Тернбулль тасовал карты.
— Будь я отцом этих двух гадин, — говорил он серьезно, — и притом честным человеком, клянусь, я собственными бы руками задуши их!
— Ну, Лу-то вряд ли еще протянет месяц, а Снеллю близехонько до виселицы, — проворчал Чарли.
Глава тринадцатая
ПОХИЩЕНИЕ
Прошло три дня, а Стефан все еще не имел никаких известий о молодых девушках.
Доннор напрасно рыскал по Лондону, разузнавал, расспрашивал — все напрасно. Снелль ничем не мог ему помочь, потому что никому в «семье» ничего не было известно. Ежедневно вечером Доннор являлся к Стефану с безуспешных поисков.
На третий день вечером Стефан отправился в Додлей-Гауз.
— Ну, что нового, мой друг? — спросил его Франк.
— Ничего, — печально ответил Стефан.
— Бедный! Как я хотел пособить тебе в поисках!
— Ты полагаешь, мне можно будет встать завтра?
— Может быть, — ответил Стефан, пощупав у него пульс. — Ты теперь почти совсем здоров, так что я могу обратиться к тебе с важными вопросами.
И Стефан рассказал ему об овладевших им мрачных мыслях в ту бессонную ночь, которую он провел около его постели, о своей любви к Кларе, о своей ревности к незнакомцу-мечтателю, и о сходстве того с убийцей отца.
— Для полного сходства недоставало только одного, — прибавил он. — Но ты, Франк, своим бредом решил все мои сомнения.
— Я? Но как же? — спросил Франк.
— Я припоминал черту, особенно отличавшую убийцу, и ты тоже вспомнил о ней. Ты сказал «шрам».