Лонг-Айленд

Быстро спускаясь по лестнице, Нэнси пожалела, что сына нет дома. Из-за дыма воздух в кафе еще больше сгустился. Она включила вентилятор, который сначала загудел, затем принялся ритмически и довольно громко жужжать. Соседи часто жаловались на этот звук.

Когда вентилятор не справлялся, а глаза начинали слезиться от едкого чада, оставалось только распахнуть дверь на Рыночную площадь и выпустить дым наружу в надежде, что никто в этот момент не будет идти мимо.

Несколько месяцев назад на заседании городского совета было решено бороться с неудобствами, которые доставляли горожанам такие заведения, как закусочная Нэнси, и ей пришлось согласиться по понедельникам, вторникам и средам закрываться раньше пабов. Впрочем, это были не самые оживленные дни. Закусочная делала выручку по выходным, не давая спокойно спать тем, кто жил над лавками и конторами.

Вытирая прилавок, Нэнси заметила, что с улицы в закусочную заглядывают двое. Нэнси сделала вид, будто не замечает их, и продолжила вытирать, но когда снова подняла глаза, то увидела за витриной не кого-нибудь, а Родерика Уоллеса, управляющего отделением Ирландского банка, чья контора находилась через площадь. С ним была его жена Долорес.

Уоллес, который решительно отказал Нэнси в кредите, когда та закрывала бакалейный магазин и открывала закусочную, был одним из главных жалобщиков. А на танцевальном вечере в теннисном клубе его дочь в присутствии обеих дочерей Нэнси ехидно отозвалась о грязных забегаловках.

Теперь Родерик и Долорес стояли в дверях закусочной.

– Развели тут чад, – громко заметил Родерик.

Нэнси подняла глаза, и Долорес обратилась непосредственно к ней.

– Обычно мы не ходим этим путем из-за дыма, – сказала она. – А сегодня он особенно едкий.

– Я не сомневаюсь, что ваше заведение нарушает все строительные нормы, – добавил Родерик.

Нэнси принялась протирать узкий выступ, тянувшийся вдоль стены напротив прилавка. Запах заметно выветрился, и скоро она сможет открыться.

– Если бы ваш супруг был жив, – продолжил Родерик, – он негодовал бы с нами вместе.

На мгновение Нэнси застыла, затем двинулась к выходу и протиснулась наружу мимо Родерика и Долорес.

– Надеюсь, вас отсюда переведут, – сказала она. – Многие в Эннискорти вздохнут с облегчением, когда вы уберетесь из города.

Она прямо посмотрела на Долорес, затем – на Родерика.

Когда парочка развернулась, чтобы уйти, Нэнси заметила группу людей, среди которых был и ее сын Джерард, внимательно наблюдавших за этой сценой с противоположного конца площади.

– И можете валить обратно в свой Корк или откуда вы там, вы оба! – крикнула она им вслед.

Родерик обернулся.

– А ну-ка повторите!

– И повторю! Убирайтесь в свой Корк, вы двое!

Позже, когда Джерард с друзьями укатил в Уэксфорд, а Мириам сказала, что хочет лечь пораньше, Нэнси подумала, что те, кто слышал ее перепалку с Уоллесами, наверняка решат, что виновата она. Ее возмутительное поведение было недостойно Рыночной площади.

* * *

Посетителей было мало, и она закрылась на несколько минут раньше. Вентилятор шумел во всю мощь, и она его выключила; оставила дверь открытой, чтобы выветрились остатки чада. Выйдя на улицу, Нэнси заметила, что холод, который никак не хотел уходить, наконец отступил. Ночь выдалась теплой. Заперев дверь и выключив верхний свет, она наводила окончательный лоск, когда заметила у витрины две фигуры, и снова мужчину и женщину. Нэнси улыбнулась при мысли, что это Уоллесы, которые вернулись заказать бургеры с луковыми кольцами – кетчупа не жалеть. Или, может быть, они снова попросят ее повторить свои слова.

На улице было темно, и она не сразу признала мужчину и женщину, но, когда парочка отлепилась от стекла, Нэнси их разглядела. Имен она не помнила, только то, что эти двое живут в убогом домишке в Саммерхиле. У них был целый выводок детей, и в большинство городских пабов их не пускали. Порой, напившись, они приходили за картошкой фри три-четыре вечера подряд, после чего надолго исчезали. Нэнси гадала, где эта парочка ошивается в перерывах между пьянками. Во хмелю жена становилась агрессивнее мужа. Когда в закусочной было многолюдно и у них не хватало терпения дождаться своей очереди, они требовали обслужить их первыми. Несколько раз, не в состоянии уразуметь, что на неделе она закрывается раньше обычного, они приходили после закрытия, но Нэнси никогда их не впускала.

Прикрыв глаза ладонями, они стояли, прислонившись к витрине, затем начали барабанить в стекло, привлекая ее внимание. Не выдержав, Нэнси включила верхний свет и губами прошептала: «Закрыто», однако и после этого парочка не угомонилась. Мужчина знаками показал ей на дверь. Нэнси мотнула головой и продолжила убираться.

– Мы уйдем, как только получим нашу картошку! – проорала женщина.

Нэнси показала на фритюрницу и воздела руки, давая понять, что ничем не может помочь, слишком поздно.

– Да открывай же, черт подери! – орала женщина. – Мы подыхаем с голоду!

Ее муж заколотил в стекло.