Ночь опять стала ночью, и это казалось очень странным. Лонжа лежал на постеленной поверх травы шинели, смотрел в небо и никак не мог заставить себя решиться. Все сроки вышли, все мосты сгорели, остался последний шаг, последний рывок…
И все равно, чего-то не хватало – или, напротив, привалило с избытком. Хотелось думать не о том, что предстоит, а о темно-серых глазах гефрайтера Евангелины Энглерт, разведчицы, которая не ходит на задание безоружной. Секунды уходили, сливаясь в минуты, в небе беззвучно мерцали равнодушные звезды, а он пытался представить, что и как скажет маме. Дома его, считай, уже сговорили, очередная невеста должна прислать письмо, отец очень горд, что наконец-то нашлась достойная партия. Его другу невесту тоже подыскали, даже успели познакомить, три дня ходил кислый, от вопросов отмахивался…
– Дезертир Митте! Не спишь?
Спросил еле слышно, шепотом. Не ответит, отложим дело.
– Выспался уже.
Не отложим…
– Передай по цепочке всем нашим. Идем на прорыв при первой же возможности. Иначе поодиночке сгинем. Потом скажешь, кто согласен.
В ответ долго молчали. Наконец…
– А если спросят, куда? К полякам или к русским? Пауль, я к полякам не хочу. Я же член компартии, а для таких у них свой «кацет» имеется, похуже чем Дахау. Береза Картузская, не слыхал?
Лонжа догадывался, что так и будет. Ответа не знал, понимал лишь, чем закончит тот, кто останется.
– Сначала уйдем, потом пусть каждый решает. По крайней мере, будем свободны.
В темных кронах шумел ветер, в чаще привычно перекликались ночные птицы, слова, сказанные негромким шепотом, обрываясь, исчезали без следа.
– Ладно… А как насчет оружия? Будем ждать, пока патроны выдадут?
Лонжа невесело усмехнулся. Он и сам в первый миг поверил герру гауптману.
– Никто нам патронов не даст, Штимме. Для того и пообещали, чтоб мы ждали до последней секунды. Но у тебя же патрон есть?
Теперь засмеялся дезертир Митте, тоже еле слышно, тающим шелестом.
– Точно! От русской винтовки «Наган»[43]
.– Держи, резерв будет.
Рука нащупала руку. Металл противопехотной гранаты был холоден и тяжел.
– Ох, ты! – выдохнул Штимме. – Совсем другое дело! А ты?
– Имеется кое-что.
Подарок гефрайтера Лонжа изучил на ощупь, предварительно спрятав в ранце. Пальцы привычно расстегнули кожаную кобуру. Nagant M 1887, шведский, шесть патронов. Из такого он когда-то стрелял. Интересно, отчего шведский? Возможно, по той же причине, что и польская форма на его плечах.
– Понял… Значит, Рихтер, я всем скажу так: план есть, оружие есть, командир есть. Правильно?
– Правильно.
Первый выстрел ударил ровно в полночь, отсекая минувшие сутки. Его Лонжа проспал, и открыл глаза лишь когда прогремело вновь, уже трижды:
– Ррдаум!.. Ррдаум!.. Ррдаум!..
Он приподнял голову, но ничего не увидел. Вначале из-за темноты, а потом в глаза ударило горячей пылью.
Граната!
Звуки тоже исчезли, пусть и ненадолго. Сквозь тьму проступали какие-то тени, исчезали, пускались в дикий пляс. Сквозь ночь прорывались пятна желтого огня, то пропадая, то возникая вновь. Наконец, тишина оборвалась отчаянным:
– К бою! К бою-ю!..
Он вскочил, отряхивая с лица землю, оглянулся, все еще не понимая. Поляна, люди с оружием, люди на траве, оружие на траве.
– Лонжа! Лонжа!..
Ганс Штимме тряс его за руку, но понадобилось еще несколько секунд, чтобы мир вернулся на место.
– Оглушило слегка… Что?
Дезертир Митте наклонился к самому уху.
– Из наших, из первого взвода, согласны двое, если нас не считать. Остальных спросить не успели, спали, как убитые. Что будем делать?
Стрельба не стихала, гремела со всех сторон.
– Ррдаум!.. Ррдаум!.. Тох!.. Тох!.. Тох!..
– Первый взвод ко мне! Занять позицию на опушке, оружие к бою!.. Второй взвод…
Два и два… Из Губертсгофа их уехала почти сотня. Лонжа понимал, что именно сейчас – тот самый нужный момент. «Буду рядом, поглядывай по сторонам», – обещала гефрайтер Евангелина. Паника скоро уляжется, тех, кто стреляет из темноты, совсем немного – трое, максимум четверо. Их тоже четверо, в остальных взводах – еще дюжина.
Умирают в одиночку, спасаются – вместе.
– Надо спросить всех, и только тогда… Падай, дезертир Митте, тут без нас разберутся.
Теперь уже стреляли в ответ, яростно, из десятков стволов. Ночной воздух стал кислым от сгоревшего пороха. Вновь ударило, но слабее – граната разорвалась за первым рядом деревьев. Небритые шевелились, готовясь к атаке, «дезертиров» отогнали к центру, не забыв приставить караульного, герр гауптман вошел в голос, отдавая приказ за приказом.
Лес не отвечал, сказав свое слово. На траве – одиннадцать недвижных тел, еще столько же перевязывают раны.
– Завтра, – чуть подумав, решил Лонжа. – Боя дожидаться не будем.
– Р-рота! Приготовиться к марш-броску! Разобрать вещи, раненым – закончить перевязку. Всем выпить воды, следующий привал нескоро!..
Он не удержался от злой усмешки.
Забегали!