Взводный отвернулся. Герр обер-фельдфебель отсутствовал, а без него работа стала. Палатки лежали на земле, похожие на сорванные ветром паруса. Рота рассыпалась на малые обломки, кто сидел на траве, самые смелые даже умудрились прилечь. Пример был заразителен, тем более никто не орал, не стоял над душой…
– Дезертир Лонжа! Рихтер! Иди к нам, разговор есть.
Он пошел, но без всякой охоты. Перед глазами все еще стоял лес, зеленые кроны, трава, пробивающаяся через палую листву.
– Вот и Рихтер! Слушай, у нас все накрылось. Столб велел передать, что всякие выборы – это против устава. Того, кто проголосует, – сразу под трибунал, а потом обратно, в «кацет». Наши испугались…
– Нацистов не победить силами отдельно взятой роты, – не думая, ответил он. – На это у них расчет, чтобы каждый умирал в одиночку.
Ему передали дымящуюся сигарету, и Лонжа вдохнул горький безвкусный дым. Лес исчез, распалось зеленое кольцо, остались земля – и люди на земле.
– Так и в «кацете» было, – негромко проговорил кто-то, – и по всей Германии. Так и дальше пойдет… Ребята, неужели ничего нельзя сделать?
Ему не ответили.
– Нет-нет, – с трудом выговорила Мод. – Врача не надо, у меня ничего не болит, только… Очень странно. Мне даже на миг показалось, будто я взлетаю, парю, что все почему-то потеряло вес, только ремни и удержали…
– Все прошло штатно, мадемуазель. Мы на месте. Сейчас я отстегну ремни.
На этот раз с ней говорил мужчина. Не слишком молодой и, судя по тону, весьма ответственный.
– Надеюсь, в следующий раз я смогу вам показать свой корабль. Думаю, вам понравится.
– Вы – капитан этого «Наутилуса»?
Почему именно «Наутилуса», девушка и сама не поняла. То, что они путешествовали не по земле, было ясно. Может, вниз спустились, куда-нибудь к Оливиновому поясу?
Из темноты негромко рассмеялись.
– Если сравнивать, то мы – маленький катерок. А к «Наутилусу» как раз причалили. Пойдемте, мадемуазель!
На этот раз идти пришлось очень долго. Вначале прямо, потом по ступенькам («Осторожнее, мадемуазель!»), затем спускаться в негромко гудящем лифте. Поворот, поворот, еще один, еще – и опять лифт. Ответственный капитан исчез, ее передавали из рук в руки, вежливо здоровались, так же вежливо прощались. Никто ничего не спросил и не попытался объяснить.
Наконец, когда Мод уже начала уставать, очередной сопровождающий придержал ее за локоть.
– Сейчас будет порог, мадемуазель. Входите – и снимайте повязку. Готовы?
Она повиновалась, сделала шаг и услышала, как за спиной с негромким стуком захлопнулась дверь.
– Der Eisernen Maske! – по-немецки восхитилась темнота и добавила по-французски, но с легким акцентом:
– Добро пожаловать в нашу Бастилию!
Белый океан плеснул в глаза, но прежде чем зажмуриться, эксперт Шапталь успела увидеть ту, что помянула Железную Маску, – девушку в странном облегающем костюме, чем-то похожем на цирковое трико. Ткань была синей, как и глаза узницы.
– Извините, не догадалась уменьшить яркость. Сейчас сделаем… Садитесь, здесь свободная койка. Два шага вперед – и налево.
То, что комната – камера в Бастилии! – невелика, Мод тоже успела заметить. Стены ей показались белыми, словно в операционной.
– На месте! Правое плечо вперед!..
Койка с непривычки показалась очень жесткой. Девушка нащупала тонкий, с полотенце, матрас, плоскую, словно блин, подушку…
– Тюрьма, как я понимаю?
Синеглазая негромко рассмеялась.
– Официально – Блок № 25, в просторечии… Как это точнее по-французски? «Боковина»? Нет, «боковушка».
Мод с трудом разлепила веки. К счастью, белый океан исчез, превратившись в неяркий желтоватый сумрак. Девушка в странном костюме стояла рядом, держа в пальцах сигарету.
– Надеюсь, вы курите. Здесь разрешают, иначе я пригрозила устроить сухую голодовку.
Стены и в самом деле оказались белыми и гладкими. Не дерево, не металл… Светильник, похожий на крышку от мыльницы – точно в центре такого же гладкого потолка. Окон нет, зато на одной из стен – панель с дюжиной разноцветных кнопок. Столик в дальнем углу, две койки, один табурет, на нем – пепельница. Почти как в кемпере, только белого цвета перебор.
– Надеюсь, мы не в Германии? – на всякий случай поинтересовалась Мод.
Синеглазая щелкнула зажигалкой.
– К счастью, нет. Мне строжайше запрещено вам что-нибудь рассказывать, приказы я обычно выполняю, но ничто не помешает нам сыграть в угадайку. Вы будете спрашивать, а я – очень красноречиво молчать.
Отложила сигарету, выпрямилась, расправила плечи:
– Разрешите представиться! Подследственная Оршич. Разжалована, исключена из списков части, отдана под трибунал!
Прозвучало настолько внушительно, что Мод и сама встала.
– Эксперт Шапталь. Арестована непонятно кем неизвестно за что. Подозреваю, за любовь к живописи.
Синеглазая согласно кивнула.
– Они могут. Любовь к живописи – это прекрасно! А я всего-навсего хотела убить Гитлера… Вероника!
– Мод. Но если вы немка, то лучше… Матильда!
Рукопожатие было коротким и крепким. Эксперт Шапталь вдруг поняла, что совсем не жалеет о случившемся. Бастилию здесь еще не взяли…
Но ведь возьмут когда-нибудь!