Лорд 3

Так вот, в церквях солдаты вермахта покупали святую воду. Именно покупали, так как среди них считалось, что отъём оскверняет её, забирая святость греховным поступком. Стоить заметить, что благодаря этим двух факторам – немецкому «добро» на восстановление работоспособности церквей и храмов вместе с немецкой набожностью, связанной со странностями на Витебщине – количество церковных приходов в разы увеличилось по сравнению с тем, как обстояло дело при советской власти. Чертовщины, происходившей в непроходимых лесах и болотах, боялись не только оккупанты, но и некоторые местные жители. Но не все. Были и такие, кто считал это событием с совсем другим знаком и молился не за спасения себя и близких от неизвестной силы, а о том, чтобы она помогла.

Сейчас в лесу оказались все перечисленные.

Вместе с более чем тысячью немцев в лес вошли несколько десятков местных жителей. Половина из них добровольно пошла на службу оккупантам и носили белые повязки полицаев. Остальных силой заставили стать проводниками, пригрозив казнить родственников.

Один из таких мужчин, пятидесятишестилетний Остап Киновец вёл роту немцев по краю болот. Вместе с ним в отряде шли ещё трое его соотечественников. Вот только в отличии от пожилого мужчины эти трое носили белые повязки на чёрных шинелях и были вооружены трофейными советскими карабинами.

Полторы сотни мужчин после себя оставили отлично видимую тропу почти с любого места в радиусе нескольких сотен метров. А уж сверху настоящую траншею в снегу можно было заприметить и с нескольких километров. И пусть над лесом не летали самолёты, зато имелся кое-кто другой.

«Эх, милый, спустился бы ты пониже да сел где-нибудь рядышком, чтобы я мог весточку твоим командирам отправить», - с надеждой подумал Остап, бросив быстрый взгляд в небо, где на огромной высоте кружил сокол. Птицу заметил, кажется, только Киновец. Прочие, и немцы, и русские больше смотрели по сторонам, чем вверх.

Увы, сокол не слышал мыслей русского проводника. И всё могло пройти по-другому, если бы вдруг Осип не почувствовал запах мокрой шерсти. На него он сделал стойку не хуже, чем легавая на дичь в кустах. Он закрутил головой, стремясь увидеть источник запаха.

Такое внимание не осталось незамеченным спутниками. Раздался громкий окрик из-за спины сначала на немецком, после которого отряд остановился. Затем к Остапу подошёл немец-переводчик с лейтенантскими погонами на шинели.

- Ты что-то увидел? Что? – он впился взглядом в глаза проводника.

- Ничего не увидел, господин офицер. Просто, живот прихватило и решил присмотреть местечко рядом, чтобы опростаться.

- Терпи.

- Так давно терплю, - торопливо сказал пожилой белорус. – А сейчас уж моченьки нет. Того гляди в штаны наделаю. А нам идти ещё часа три.

Немец молча не меньше минуты, сверля недоверчивым взглядом проводника.

- Ладно, - наконец, он произнёс и махнул рукой вправо, - вон туда иди. Далеко не отходить, будь на виду. Учти, будем за тобой следить, и если что-то окажется подозрительным, то… - он недоговорил. Вместо слов намекающе похлопал по своему автомату.

- Да что там может быть подозрительного-то? Опростаюсь и назад.

- И чтобы быстро.

- Конечно, конечно.

Остап торопливо, насколько позволяли сугробы, двинулся в указанную сторону, где торчали из снега макушки лесного малинника. Там он распахнул старое пальто, сделал вид, что расстёгивает поясной ремень и стягивает штаны, после чего опустился на корточки.

- Вот же ты морда немецкая, из-за тебя врать пришлось, чтоб тебе самому кишки скрутило, - пробормотал мужчина, который про себя досадовал на то, что не мог придумать иной отговорки. А ну как в самом деле припрёт позже, а немец уже не отпустит больше?

В следующий миг он едва не заорал от страха. Крик удалось сдержать, собственно, из-за того же страха, сдавившего горло. Всё дело было в том, что, повернув голову влево, он столкнулся со взглядом крупного волка, лежащего в снегу всего лишь в каком-то метре. И только сейчас Остап почувствовал тот запах мокрой шерсти, из-за которого так оживился пяток минут назад, что это не осталось незамеченным врагами.

«Порвёт, - подумал он, не спуская глаз со зверя. Но тот просто лежал и смотрел на человека. – Странные глаза, прямо… человечьи», - вдруг охнул про себя белорус. А потом, сам этого не ожидая от себя, торопливо зашептал. – Здравствуйте. Меня Остапом кличут, из Барсучих я. Немцы сегодня утром всех заперли в сарае и сказали, что живым сожгут, если не выйдут те, кто знает эти леса хорошо и могу провести к Витебску через них. Ну, я вышел, ещё несколько мужиков из наших. Но мы сговорились фашистских гадов завести в болота, чтобы они сгинули в них. У меня ж два сына воюют на фронте, а ещё дочка с внуками в Ленинграде. Она приехала туда в прошлом году в детский лагерь отдыха с ними, а тут война, их в город эвакуировали, а потом… эх, да сами, небось, знаете. Вы передайте, что я немцев заведу в топи, что в шести километрах отсюда будут. Там даже назад по следам не просто выйти будет. А просто так шарахаться – чистая смертушка. Да ещё какая.