На облёт и беглое знакомство с концлагерями ушёл весь день и часть вечера. Были здесь небольшие шталаги, где содержались меньше двух тысяч, и один огромный, набитый десятками тысяч пленных красноармейцев. Вернее, девять из десяти лагерников были советскими солдатами. Среди остальных имелись даже немцы. Вот только содержались они отдельно друг от друга, и отношение к красноармейцам и немецким преступникам было разное. Последним жилось чуть-чуть легче. Один из лагерей меня заинтересовал. Он находился далеко от населённых пунктов, насчитывал около пяти тысяч пленных и неполный батальон охраны. Заключённые состояли полностью из красных командиров и по документам две трети из них являлись ярыми фанатиками и последователями коммунизма, предпочитавшие истязательства и смерть вместо того, чтобы пойти на службу к немцам. В тех же документах завороженный комендант шталага показал мне пункт, который указывал сколько должно быть уморено пленников в день, в неделю и месяц. Контроля за лагерем с внешней стороны как такового не было. В том смысле, что проверяющие и гости со стороны сюда заглядывали раз в месяц. В голове у меня немедленно родился план, как заменить местных гитлеровцев своими людьми, подчинить магией остальных и превратить концлагерь в место подготовки будущего удара по Восточной Пруссии. Жаль, что не смогу провернуть такой же трюк с самым большим, где аж на две дивизии бойцов наберётся. И очень злых бойцов, вкусивших немецкое гостеприимство и готовых отомстить за смерть товарищей и издевательства надсмотрщиков. Конечно, небольшую боевую группу я там создам, чтобы было кому с охраной разбираться. Но особой поддержки в захвате целой области оттуда не стоит ждать.
Мысленно заранее пожалел, что вряд ли согласятся присягнуть мне те несколько тысяч командиров, на которых у меня грандиозные планы. А жаль. Мне бы такая армия пригодилась в дальнейшем.
«Хотя не факт, что они выживут, — подумал я. — Бойня будет страшная. В одном Кёнигсберге сидит многочисленный отлично вооружённый гарнизон. В портах крупные силы у немцев. И раскиданы по области ещё немало частей СС с обычными армейскими. На границе стоят несколько полков».
На следующий день у меня состоялась встреча с одним из предводителей русских эмигрантов, бежавших из России во время революции. Это был не один из тех военачальников царской армии, про которых мне рассказывал Тишин. Данная личность предпочитала сидеть в тени. Но влияния и сил у сильно немолодого мужчины было больше, чем у всех полковников и атаманов, возглавлявших часть белоэмигрантов в Германии и соседних странах. Вышел он, так сказать, на свет из-за того, что на встречу приду я лично, а не пришлю кого-то из своих подчинённых.
Про него я знал, что он из царских генералов, которые сражались на германском фронте от начала и до конца войны. Большевиков он не любил, но признавал, что они смогли превратить аграрное государство, заваливающее Европу зерном, мясом и птичьими яйцами, в мощную индустриальную страну. А вот немцев он ненавидел всей душой, считая, что те больше всех виновны в развале России. На втором месте стояла Англия, которая сначала втянула его Родину в бойню, заранее назначив той роль поставщика пушечного мяса, а потом отказалась принять российского императора с семьёй. Последнего, кстати, генерал не жалел, хотя вслух такого не говорил никому. По его мнению, Николай Второй сам был виноват в случившемся, запустив управление государством и больше веря иностранцам и иностранным родичам, чем собственным советникам, у которых сердце кровью обливалось при виде того пути, на который свернула страна. Один из них даже отговаривал от вступления в войну, предупреждая, что англичанам нужны русские солдаты в качестве мяса, чтобы ими забросать немецкие позиции. Но Николай предпочёл ответить на просьбу Георга, своего кузена, а не встать на сторону соотечественника-патриота.
После нападения Германии на СССР, он не стал действовать так грубо, как его известные соотечественники, некоторые из которых даже угодили в тюремные застенки. Генерал работал тоньше, сумев создать небольшую сеть во французском Сопротивлении, среди немецкой оппозиции и немецких коммунистов, среди партизан в Югославии, борцов на свободу в Чехословакии и Польше. Сейчас эта сеть начинает работать на меня. И если я сумею убедить старика принять вассалитет, то эти связи и возможности станут моими. Мало того, сеть очень быстро увеличится на порядки! Вон Тишин с нуля и без каких-либо знаний сумел менее чем за полгода получить хорошую разведсеть в Германии и СССР. А сейчас посматривает в сторону Англии с Францией и США.
Но самое главное то, что генерал побывал в немецком плену, вынеся из него окончательно оформившееся чувство ненависти к Германии. Личная неприязнь в смеси с неприязнью на государственном уровне — крайне взрывоопасная смесь. Это она привела его в это кафе.
— Герман Алексеевич Рюмин, — первым представился он. — С кем имею честь?
— Киррлис Юррдурэ-Хак, — ответил я. — Мой товарищ и соратник Прохор Костюшко, — указал я на беролака.