Вечером в доме Гордонов Байрон был в хорошем настроении и очаровывал гостей забавными рассказами о своих восточных путешествиях. Он согласился написать стихи для альбома миссис Гордон, в который Вальтер Скотт уже вписал несколько строк о Ватерлоо. На следующий день Байрон вернулся с двумя строчками: «Ты топчешь прах империи, – смотри!», которые впоследствии вошли в третью песню «Чайльд Гарольда». В это же время он стал записывать мысли, преследующие его со дня отъезда из Англии, потому что только таким образом мог избежать сокрушительного ощущения несовершенства бытия:
Поездка вызвала воспоминания о мечтаниях юности, которые он связывал с дикой природой, стихией, свободой земли и неба:
Стоя среди «могил ужасного Ватерлоо» и ощутив бренность власти и славы, Байрон доверил свои чувства бумаге в отеле «Англетер». Для него Ватерлоо олицетворяло не победу, а печальное поражение, потому что Европа по-прежнему была в кандалах, а тирания стала еще более могущественной, чем прежде. Однако подвиги отдельных героев остались в людской памяти. Драматический контраст между веселым балом в доме герцогини Ричмонд в Брюсселе накануне битвы и смертью и разрушением открывают эпизоды «Чайльд Гарольда», посвященные Ватерлоо.
Что до Наполеона, то Байрон долго был «ослеплен и поражен его личностью и славой». Теперь он больше обычного ощущал в себе сходство с основными чертами характера императора. Написав эти строки, Байрон думал о себе:
6 мая Байрон и его спутники отправились в экипаже к Рейну.
8 то время как Байрон пытался забыть Англию, ни друзья, ни враги на родине не забыли его. Хобхаус, Дэвис и Киннэрд пытались подавить безобразные сплетни, циркулировавшие в Лондоне, которые распространяли, по всей видимости, те, кто видел или слышал о показаниях леди Байрон доктору Лашингтону. По меньшей мере четыре женщины жили с незабываемыми воспоминаниями об этом красивом лице и неотразимом темпераменте.
9 мая Генри Колбурн опубликовал роман Каролины Лэм «Гленарвон», плохо скрытую сатиру на семейства Холланд и Девоншир, перемежающуюся романтическими описаниями похождений ее и Байрона, написанными в готическом духе. На следующий день Хобхаус записал: «Герой «Гленарвон» – настоящее чудовище, и, очевидно, под ним подразумевается Б. Я зашел к этой мерзавке, и она спросила, причинила ли ее книга вред… Она показала мне непристойные изображения Б.», Каролина использовала в своей книге одно из писем Байрона в слегка измененном виде, и, когда Хобхаус намекнул, что может опубликовать ее письма, она пригрозила, что в свет выйдут все послания Байрона и ее дневник с описанием их отношений. Однако даже в романе Каролина изобразила Байрона не таким уж чудовищем. Хотя она приписывала своему герою убийство, похищение и несколько совращений, но под ее пером он стал романтическим героем, притягательно меланхоличным, чей гений и обаяние так впечатляли ее в реальной жизни.
В то время как Каролина Лэм выставляла себя в невыгодном свете, другая женщина, чьи мысли постоянно возвращались к Байрону, спокойно вернулась в Керкби-Мэллори в графстве Лестершир. Однако Аннабелла вернулась не для того, чтобы, говоря словами Роджерса, «разбить свое сердце». Она уже планировала возобновление переписки с Августой насчет новых предметов (она прервала все отношения с сестрой Байрона в начале апреля). Размышляя над последними словами и поступками Байрона и его сестры, Аннабелла пришла к несомненному выводу о преступной связи между ними. Теперь у нее были две цели: окончательно установить истину, заставив Августу признаться, чтобы узнать, действительно ли их отношения продолжались после свадьбы, и, во-вторых, уговорить или напугать Августу, чтобы она больше не возобновляла связи с братом, и полностью вырвать из ее сердца чувство к нему.