Лорд Байрон. Заложник страсти

Если порой Байрон и бывал раздраженным, то это потому, что в Лондоне его настигли неприятные известия. Клотон продолжал затягивать выплату денег за Ньюстед, в то время как самого Байрона осаждали кредиторы, узнавшие о продаже поместья. Хэнсон отговорил его от разрыва отношений с Клотоном, боясь, что во второй раз невозможно будет продать Ньюстед по столь выгодной цене. Больше всего Байрон мучился от своего бессилия, сознавая невозможность помочь друзьям, которые обращались к нему. Наконец он подписал долговое обязательство с Ходжсоном на сумму 500 фунтов, но не смог помочь своей сестре, чей супруг-игрок довел семью до бедственного положения.

Если бы леди Оксфорд не посоветовала ему вернуться к своим государственным обязанностям, Байрон с радостью бы не появлялся в парламенте. В феврале он побывал на нескольких слушаниях в палате лордов, но речи быстро наскучили ему. К концу марта он написал Августе, что «больше не намерен появляться на политической арене». Байрон с тоской продолжал оглядываться на свою юность и вспоминать романтические мечты, которые преследовали его во время бесцельных скитаний за океаном. Августе он признавался в своем полном поражении в жизни: «Возможно, ты слышала, что я глупо тратил время с разными «царственными особами», но чего еще можно ожидать от меня? У меня всего один родственник, которого я почти не вижу. У меня нет привязанностей, а к браку не имеется ни таланта, ни склонности».

По-прежнему величайшей мечтой Байрона оставался побег из Англии, который мог осуществиться по трем направлениям. Леди Мельбурн он говорил: «О первом вы знаете (поехать вместе с Оксфордами или за ними); второй – персидский план Слиго… Еще Хобхаус предлагает поехать на Восток или в Россию…» Тем временем в конце марта Байрон вновь с радостью вернулся под сень Айвуда вместе с леди Оксфорд. В столице Каролина Лэм докучала ему желанием встретиться. Ему удалось отделаться от нее, предложив встречу в присутствии леди Оксфорд. После этого Каролина стала требовать прядь его волос. Он удовлетворил ее просьбу поистине дьявольским образом: послал ей прядь волос леди Оксфорд.

19 апреля Байрон заметил новую трещину в отношениях с леди Оксфорд. «Сейчас мы несколько смущены, – говорил он леди Мельбурн, – и все из-за события, которое никак не входило в мои планы; что это за событие, пусть вам подскажет ваше воображение…» Логично предположить, что в семействе леди Оксфорд ожидалось пополнение, но, поскольку больше об этом не упоминалось, тревога, видимо, оказалась ложной.

Молчание Каролины длилось недолго. Она снова начала требовать портретов, писем и брелоков. Байрон писал леди Мельбурн: «…я не стану описывать, огорчая вас, все отвращение и ужас, которые вызывает во мне ее поведение». Подаренное Каролиной кольцо он отдал леди Шарлотте Харли, дочери леди Оксфорд, «которую я бы любил вечно, если бы ей всегда было одиннадцать лет, и на которой я, возможно, женюсь, когда она вырастет и приобретет все необходимые дурные привычки, чтобы стать современной женой».

В конце апреля Байрон вернулся в Лондон. 29-го числа он сообщил Каролине о своем согласии встретиться, поскольку леди Оксфорд отменила свой запрет. Однако в письме не содержалось надежды на примирение. «Ты пишешь, что погубишь меня. Благодарю, но я сам уже сделал это. Ты говоришь, что уничтожишь меня, возможно, этим ты только окажешь мне услугу». Байрон не оставил замечаний об этой встрече. Вероятно, он хотел все поскорее забыть, потому что смягчился и выказал по отношению к Каролине жалость и снисхождение. Каролина, ошибочно принявшая жалость Байрона за любовь, позднее говорила Медвину: «Наша встреча была совсем не такой, какой он ее описывает: он просил меня простить его, жалел меня и плакал».

Пока леди Мельбурн жила в поместье, Байрон снова встретился со своими старыми друзьями. Он часто виделся с Роджерсом и Муром. Последний познакомил его с Ли Хантом, который стал настоящим мучеником либерального движения в результате отбытия заключения в тюрьме графства Суррей за клевету на принца-регента. Хант был поражен искренней добротой известного поэта-аристократа: Байрон принес ему книги, необходимые для работы над «Историей Римини», над которой Хант работал в украшенной цветами камере тюрьмы. Позднее Хант признался: «Оказалось, я уважаю лордов больше, чем мог бы предположить». Он воображал, что при помощи своей благоразумной жены Марианны, «добропорядочной матери семейства», сумеет исправить Байрона.