— Благодарю вас, сэр Томас, — сказал Дарси, — Однако при определенных обстоятельствах волшебник вполне может помешать предвидению. Мастер Юэн воздействовал на игровые приспособления в «Manzana de Ого» тогда и только тогда, когда там играл командор Эшли. Командор начал проигрывать. И прежде чем он это понял, оказался крупным должником. Вот по этой самой причине он и совершил все свои преступления. — Дарси улыбнулся. — Кстати — и на это мастер Юэн обратил в своих признаниях особое внимание, — я бы попросил вас на минуту представить себе положение, в котором Макалистер оказался на мосту Сомерсет, когда неожиданно понял, что перед ним человек, способный предвидеть любое его действие. Но это так, между прочим… На самом деле командор смог совершить свои преступления из-за фантастической удачи. Он не планировал своих поступков, он действовал импульсивно и тем не менее умудрился совершить одно из самых головоломных преступлений, которые мне довелось расследовать. А затем его поразила
— Сомневаюсь, — сказал Смоллетт. — Перевел бы его, разумеется. Нельзя держать в разведке человека, который играет подобным образом. Я не против игры как таковой, милорд, но играть надо на то, что имеешь, а не на то, на что надеешься.
— Конечно, — сказал Дарси. — Понимаю. Однако попал бы командор в черный список? У него стало бы меньше шансов продвинуться выше своего нынешнего звания?
— Меньше шансов, милорд? Я бы сказал — вообще никаких. Не могу дать нашивки капитана тому, о ком сообщают подобное.
Дарси кивнул:
— Вот-вот, и Эшли это знал. Ему надо было что-то предпринять, чтобы рассчитаться с Сиди аль-Назиром. Тут он и состряпал сей фантастический план, надеясь выманить деньги у человека, о котором он точно знал, что тот — польский агент… Как выразился вчера его светлость архиепископ Йоркский, в этом человеке нет зла. В нем есть лишь отчаяние. Думаю, мы вполне можем поверить его утверждению, что он не предал бы своего короля и Империю… — Дарси вздохнул. — Сделай Сиди аль-Назир свое предложение милорду командору две недели… или даже неделю назад, и ничего бы этого не случилось. Лично я считаю, что предложи аль-Назир командору возместить долг предательством до сегодняшнего дня, и острый ум командора придумал бы ту же самую ложь, что он рассказал мне сегодня. Последовало бы только маленькое изменение, капитан Смоллетт: Эшли рассказал бы ее вам… Как бы вы приняли лорда Эшли, если бы он заявил вам, что, добровольно залезши в долги, он раскрыл резидента польской разведки? Что ему, командору Эшли, предложили стать двойным агентом и что теперь на соответствующих условиях он может стать тройным агентом? Если честно, капитан, как бы вы отнеслись к подобному заявлению?
Капитан Смоллетт довольно долго рассматривал свои колени. Все остальные, казалось, затаили дыхание, ожидая его ответа. Когда Смоллетт поднял глаза, они скорее были обращены к маркизу де Лондону, а не к лорду Дарси.
— С разрешения суда, милорд, — медленно проговорил капитан. В его глазах плескалась боль. — Я вынужден признать, что, если бы ситуация оказалась такой, как ее только что представил лорд Дарси, я бы поверил рассказу командора Эшли. И весьма вероятно, рекомендовал бы его к поощрению.
В этот момент открылась дверь, и вошел отец Патрик. За ним следовал командор лорд Эшли. Лицо Эшли было бледным, его запястья сковывали наручники. Сзади шагал остроглазый шеф-мастер стражи Хеннели Грейм, с пистолетом в кобуре, но с рукой наизготовку.
— Ваша честь! — веско сказал священник. — Мой долг — требовать внимания суда.
— Суд признает в преподобном отце Патрике