Лорд Джим. Тайфун (сборник)

Малаец, который привез Тамб Итама и девушку в Самаранг, также находился здесь. Он – Дорамин – был «не так разгневан, как многие другие», сказал он мне, но поражен великим ужасом и изумлением «перед судьбой человеческой, которая висит над головами людей, словно облако, заряженное громом».

Он рассказал мне, что, по знаку Дорамина, сняли покрывало с тела Даина Уориса, и все увидели того, кого они так часто называли другом белого господина; он не изменился, веки его были слегка приподняты, словно он пробуждался ото сна. Дорамин наклонился вперед, как человек, разыскивающий что-то, упавшее на землю. Глаза его осматривали тело с ног до головы, быть может, отыскивая рану. Рана была маленькая, на лбу. Ни слова не было сказано. Затем один из присутствовавших наклонился и снял серебряное кольцо с окоченевшего пальца. В молчании подал он его Дорамину. Унылый и испуганный шепот пробежал по толпе, увидевшей этот знакомый амулет. Старый накхода впился в него расширенными глазами, и вдруг из груди его вырвался отчаянный вопль – рев боли и бешенства, такой же могучий, как рев раненого быка; и величие его гнева и скорби, понятных без слов, вселило великий страх в сердца людей. После этого спустилась великая тишина, и четыре человека отнесли тело в сторону. Они положили его под деревом, и тотчас же все женщины начали протяжно стонать: они выражали свою скорбь пронзительными криками. Солнце садилось, и в промежутках между стенаниями слышались лишь высокие певучие голоса двух стариков, читавших нараспев молитвы из Корана.

Приблизительно в это время Джим стоял, прислонившись к пушечному лафету, и, повернувшись спиной к дому, глядел на реку, а девушка в дверях, задыхающаяся, словно от бега, смотрела на него через двор. Тамб Итам стоял неподалеку от своего господина и терпеливо ждал того, что должно было произойти. Вдруг Джим, казалось, погруженный в тихие размышления, повернулся к нему и сказал:

– Пора это кончить.

– Тюан? – произнес Тамб Итам, выступая вперед.

Он не знал, что имел в виду его господин, но, как только Джим пошевельнулся, девушка вздрогнула и спустилась вниз, во двор. Кажется, больше никого из обитателей дома не было видно. Она слегка споткнулась и с полдороги окликнула Джима, который снова как будто погрузился в мирное созерцание реки. Он повернулся, прислонившись спиной к пушке.

– Будешь ты сражаться? – крикнула она.

– Из-за чего сражаться? – медленно произнес он. – Ничто не потеряно.

С этими словами он шагнул ей навстречу.

– Хочешь ты бежать? – крикнула она снова.

– Бежать нельзя… – сказал он, останавливаясь, и она тоже остановилась, не отрывая от него взора.

– И ты пойдешь? – медленно проговорила она.

Он опустил голову.

– А! – воскликнула она, не спуская с него глаз. – Ты безумен или лжив. Помнишь ли ту ночь, когда я умоляла тебя меня оставить, а ты сказал, что не можешь? Это было невозможно? Невозможно! Помнишь, ты сказал, что никогда меня не покинешь? Ведь я не требовала никаких обещаний. Ты сам обещал – вспомни!

– Довольно, бедняжка, – сказал он. – Нельзя меня удерживать…

Тамб Итам сказал, что она захохотала громко и бессмысленно. Его господин схватился за голову. Он был в обычном своем костюме, но без шлема. Вдруг она перестала смеяться.

– В последний раз, – с угрозой крикнула она, – будешь ты защищаться?

– Ничто не может меня коснуться, – сказал он с последним проблеском великолепного эгоизма.

Тамб Итам видел, как она наклонилась вперед, раскинула руки и побежала к нему. Она бросилась ему на грудь и обвила его шею.

– Ах, я буду держать тебя – вот так! – кричала она. – Ты мой!

Она рыдала на его плече. Небо над Патусаном было кроваво-красное, необъятное, струящееся, словно открытая рана. Огромное малиновое солнце приютилось среди вершин деревьев, и лес внизу казался черным, отталкивающим…

Тамб Итам говорит, что в тот вечер небо было грозным и страшным. Охотно этому верю, ибо знаю, что в тот самый день циклон пронесся на расстоянии шестидесяти миль от побережья, хотя в Патусане дул только ленивый ветерок.

Вдруг Тамб Итам увидел, как Джим схватил ее за руки, пытаясь разорвать объятие. Она повисла на его руках, голова ее запрокинулась, волосы касались земли.

– Иди сюда! – позвал его Джим, и Тамб Итам помог опустить ее на землю. Трудно было разжать ее пальцы. Джим, наклонившись над ней, пристально посмотрел на ее лицо и вдруг бегом пустился к пристани. Тамб Итам последовал за ним, но, оглянувшись, увидел, как она с трудом поднялась на ноги. Она пробежала несколько шагов, потом тяжело упала на колени.

– Тюан! Тюан! – крикнул Тамб Итам. – Оглянись!

Но Джим уже стоял в каноэ и держал весло. Он не оглянулся. Тамб Итам едва успел вскарабкаться вслед за ним, как каноэ уже отделилось от берега. Девушка, сжав руки, стояла на коленях в воротах, выходящих к реке. Некоторое время она оставалась в этой умоляющей позе, потом вскочила.

– Ты лжец! – крикнула она вслед Джиму.

– Прости меня! – крикнул он.

А она отозвалась:

– Никогда! Никогда!