Новый замок был поставлен, и через несколько дней «Нань-Шань» отплыл на восток, причем со стороны Мак-Вера не было сделано больше никаких замечаний относительно снаряжения парохода; равным образом не было сделано им ни малейшего намека на то, что он гордится своим судном, благодарен за назначение или доволен представляющимися ему перспективами.
Ни болтливый, ни молчаливый по природе, он находил мало случаев для разговоров. Были, конечно, служебные дела – распоряжения, приказы и т. п.; но с прошлым, он считал, было покончено, а будущее еще не наступило, а общая повседневная работа в комментариях не нуждалась – факты ведь сами за себя говорят, и с подавляющей точностью.
Старый Сигг уважал людей, скупых на слова, таких, с которыми «вы можете быть спокойны: им не придет в голову нарушать полученные инструкции». Мак-Вер этому требованию удовлетворял, а потому и остался капитаном «Нань-Шаня» и занялся навигацией в китайских морях. Судно вышло под английским флагом, но спустя некоторое время представители фирмы Сигг сочли более целесообразным переменить этот флаг на сиамский.
Узнав об этой предполагаемой перемене, Джакс взволновался, словно ему нанесли личную обиду. Он стал ворчать про себя и презрительно посмеиваться. «Замечательно! судовой флаг с изображением дурацкого слона из Ноева ковчега», – сказал он однажды, входя в машинное отделение. «Убей меня бог, если соглашусь; откажусь лучше от контракта. Вас от этого не тошнит, мистер Рут?»
Но старший механик только кашлянул с видом человека, знающего цену выгодного контракта.
Когда новый флаг в первый раз взвился над кормой «Нань-Шаня», Джакс с горечью посмотрел на него с мостика. С минуту он боролся со своими ощущениями, потом заметил:
– Чудно плавать под таким флагом, сэр.
– А в чем дело? – спросил капитан Мак-Вер. – Флаг, кажется, в порядке.
И он подошел к краю мостика, чтобы хорошенько его рассмотреть.
– А мне он кажется смешным! – выпалил Джакс с негодованием и сбежал с мостика.
Капитан Мак-Вер был поражен этой выходкой. Он спокойно прошел в штурманскую рубку и раскрыл международный код сигналов на той странице, где стройными пестрыми рядами вытянулись флаги всех наций. Он пробежал по ним пальцем, а дойдя до сиамского, очень внимательно всмотрелся в красное поле и белого слона. Ничего не могло быть проще, но для большей наглядности он вынес книгу на мостик, чтобы сравнить цветной рисунок с подлинным флагом на флагштоке. Когда Джакс, исполнявший в тот день свои обязанности с видом сдержанно-свирепым, очутился случайно на мостике, капитан заметил:
– Ничего неправильного нет во флаге.
– Ничего нет? – проворчал Джакс, опустившись на колени перед канатным ящиком и злобно вытягивая оттуда запасный лотлинь.
– Ничего. Я проверял по книге. Длина вдвое против ширины и слон аккурат в середине. Должно быть, там, на берегу, знают, как нарисовать местный флаг. Само собой разумеется, вы ошиблись, Джакс…
– Но, сэр… – начал Джакс, приходя в волнение, – все, что я могу сказать… – Он дрожащими пальцами ощупывал бухту, отыскивая конец каната.
– Ничего, ничего, – успокаивал его капитан, тяжело опускаясь на свой любимый складной парусиновый стул. – Вы только понаблюдайте, чтобы ребята не выкидывали слона головой вниз, пока они не привыкнут.
Джакс швырнул новый лотлинь на переднюю палубу с громким криком:
– Получай, боцман, да не забудь промочить его хорошенько! – И необыкновенно решительно повернулся в сторону своего командира; но капитан Мак-Вер комфортабельно положил свои локти на поручни и спокойно продолжал:
– …потому что, полагаю, это было бы понято как сигнал бедствия. Как вы думаете? Я считаю, что с этим слоном нужно обращаться так же, как и с английским флагом…
– В самом деле?! – заревел Джакс так громко, что все бывшие на палубе поглядели на мостик. Потом он вздохнул и с неожиданной покорностью кротко сказал: – Да, что и говорить, зрелище было бы прискорбное.
Позже он конфиденциально обратился к старшему механику:
– Послушайте-ка, я вам расскажу о последней выходке нашего старика!
Мистер Соломон Рут, который нередко подразумевался также под кличками Длинный Сол, Старый Сол или Отец Сол, почти всегда оказывался самым высоким человеком, на каком бы судне он ни находился; это обстоятельство сообщало ему манеру спокойной снисходительности. У него были жидкие, песочного цвета волосы, плоские бледные щеки; его костлявые кисти и длинные школьнические руки были тоже бледны, как будто он всю свою жизнь провел в тени.
Он улыбнулся Джаксу со своей высоты и продолжал покуривать и тихонько посматривать по сторонам, как некий добрый дядя, любезно выслушивающий взволнованного школьника. Затем, весьма заинтересованный рассказом, но бесстрастный, он спросил:
– И вы отказались от контракта?
– Нет! – крикнул Джакс измученным, унылым голосом, заглушившим, однако, на миг трескотню лебедок «Нань-Шаня».