Лорд Джим. Тайфун

Капитан, верный фактам, излагал их старательно и точно на нескольких страницах. Дом в северном предместье, куда эти страницы адресовались, имел маленький садик перед выступами окон, глубокий, приличного вида подъезд, с цветными стеклами в рамках из имитации свинца на входной двери. За этот дом он платил сорок пять фунтов в год и считал эту цену не слишком высокой, так как миссис Мак-Вер (претенциозная особа с тощей шеей и пренебрежительными манерами) была некоторым образом дамой и у соседей считалась «высшего круга». Унизительный страх перед тем моментом, когда ее супруг навсегда вернется домой, был единственной тайной ее жизни. Под той же крышей обитали дочь по имени Лидия и сын Том. Эти двое были только слегка знакомы со своим отцом. Главным образом они знали его как редкого, но привилегированного посетителя, который по вечерам курил трубку в столовой и ночевал в доме. Худощавая девочка в общем немного стыдилась его; мальчик был открыто и глубоко безразличен к нему, смело и непритворно, как это бывает у мужественных подростков.

А капитан Мак-Вер двенадцать раз в год аккуратно писал домой с Китайского побережья, странным образом выражая желание, чтобы «напомнили о нем детям» и подписываясь «твой любящий супруг» с таким спокойствием, как будто эти слова, так долго употребляемые и столь многими людьми, были, помимо самой формы их, какими-то изношенными предметами выцветшего значения.

Китайские моря – Северное и Южное – узкие моря. Они полны повседневных красноречивых фактов: острова, песчаные отмели, рифы, быстрые и изменчивые течения говорят сами за себя, и всякому моряку их язык кажется понятным и точным. На капитана Мак-Вера, знающего цену реальным фактам, их речь возымела такое действие, что он забросил свою каюту внизу и целые дни проводил на мостике судна, часто обедал наверху, а спал в штурманской рубке. Здесь же сочинял он и свои письма домой. В каждом письме без исключения встречалась фраза: «В этот рейс погода стояла очень хорошая», или подобное же сообщение в несколько иной форме. И эта удивительно настойчивая фраза отличалась той же безупречной точностью, как и все остальное письмо.

Мистер Рут тоже писал письма. Но только никто на борту не знал, каким многословным он мог быть с пером в руках, ибо у старшего механика хватало смекалки запирать свой письменный стол. Жена наслаждалась его слогом. Были они бездетны, и миссис Рут, крупная веселая сорокалетняя женщина с пышным бюстом, проживала в маленьком коттедже близ Теддингтона вместе с беззубой и почтенной матерью мистера Рута. Загоревшимися глазами она пробегала свою корреспонденцию за завтраком, а интересные места радостно выкрикивала во весь голос, чтобы ее услышала глухая старуха. Вступлением к каждой выдержке служил предупреждающий крик: «Соломон говорит!» Она имела привычку выпаливать изъяснения Соломона и в присутствии чужих, изумляя их странностью текста и неожиданной забавностью содержания этих цитат. Однажды, когда новый викарий впервые сделал им визит, она нашла случай заметить: «Как говорит Соломон, механики, плавающие по морям на кораблях, видят странности матросской натуры!» Заметив, что гость переменился в лице, она замолчала и пристально посмотрела на него.

– Соломон говорит?.. О!.. Миссис Рут, – пробормотал молодой викарий, сильно покраснев, – признаюсь… я не…

– Это мой муж! – воскликнула она и откинулась в кресле. Когда она сообразила, какая тут произошла забавная двусмысленность, она стала хохотать до слез, в то время как викарий, напряженно улыбаясь, в глубине души своей жалел ее как полоумную; он еще не был знаком с манерами весомых женщин. Впоследствии они очень подружились: узнав, что она не хотела быть непочтительной, он стал считать ее весьма достойной особой, а со временем научился стойко выслушивать мудрые изречения Соломона.

– «Для меня, – так цитировала она своего Соломона, – куда лучше, когда шкипер скучнейший болван, а не плут. С дураком можно иметь дело, а плут проворен и увертлив».

Такое легкомысленное обобщение было сделано на основании лишь одного отдельного случая: несомненная честность капитана Мак-Вера отличалась тяжеловесностью глиняной глыбы.

Что же касается мистера Джакса, неспособный к обобщениям, неженатый и непомолвленный, он по-иному изливал свои чувства старому приятелю, с которым служил прежде на одном судне; в настоящее время этот приятель исполнял обязанности второго помощника на борту парохода, совершавшего рейсы в Атлантическом океане.

В первую очередь он всегда выдвигал достоинства восточного плавания, намекая на его преимущества перед рейсами Западного океана. Он превозносил прелести неба, морей, кораблей и легкой жизни Дальнего Востока. «Нань-Шань» он ставил наряду с первоклассными кораблями.