Лорд Галифакс: святой Лис

В мае 1886 г. Чарльз Вуд взял с собой детей на парад Адмиралтейства. Третий его сын Генри, который мечтал стать священником, к радости отца, во время ожидании церемонии простудился на сильном ветру. Тогда этому никто не придал значения, к тому же сам он вряд ли осмелился пожаловаться родителям на погоду или самочувствие. Через три дня у семилетнего мальчика обнаружилось сильнейшее воспаление легких, он метался в бреду, молясь так интенсивно, как никогда прежде. Особенно Генри огорчало, что он не сможет увидеть церковную процессию на праздник Вознесения. В итоге 6 июня ребенок умер.

Это была не первая смерть, с которой довелось столкнуться Эдварду. В 1884 г. умер его дед по отцу, благодаря чему Чарльз Вуд получил титул виконта Галифакса, а вместе с ним и внушительное состояние, которое, впрочем, еще нужно было приводить в порядок. В силу возраста и непоколебимой веры, Эдвард не считал физическую смерть трагедией, скорее, неким торжеством, о чем писал после: «Мы рано познакомились с торжественными фактами жизни»23.

Вера пронизывала не только сознание семьи Вудов, но и быт: «Часовню мы посещали каждое утро и пели гимны, было также и вечернее богослужение ночью по воскресеньям. Много лет у нас был капеллан, а моя мать раньше регулярно играла на органе в церкви, поощряя прислугу – садовников, лакеев и помощников – присоединиться к хору, который репетировал еженедельно в помещении часовни. Каждое утро мы повторяли матери определенные выделенные ею религиозные тексты, которые выучили, и она давала нам задание посмотреть что-то в Библии или в книге Вернона Стейли “Католическая религия”. По воскресеньям мы должны были повторять наизусть катехизис, а когда мы стали старше, учили Евангелие; или иногда отрывки из поэмы Кибла “Христианский год”, те, которые я считал самыми подходящими <…> Обязательным для нас было присутствие на службе по воскресеньям и в другие особенные дни – на Крещение, Великий четверг, праздник Вознесения, или День всех святых, независимо от того, в какой точке мира мы находились. Это был один из самых ранних канонов поведения, который отложился в детском сознании. Зато, если ты был в церкви в воскресенье утром (при этом одним присутствием на утренней молитве удовлетвориться было нельзя), тебе была доступна большая широта воскресных занятий и удовольствий. Но, несмотря на это, были любопытные различия. Играть в большой теннис никогда не позволялось, а вот в крокет – да; карточные игры вечером были под запретом, но письменные игры, шашки и шахматы были дозволены; мои сестры могли вязать, но не шить. Оглядываясь назад, я думаю, что это было значительно: утверждение таких различий между воскресеньем и другими днями. Было ли само это правило логично или нет, менее важно, чем обучение соблюдению любого правила, вплоть до грубого внушения идеи дисциплины и почтения как стандарта поведения. Подчинение своей жизни религиозному фону, который всегда в ней присутствовал»24.

Поскольку лорд Чарльз вел непрерывную религиозно-административную деятельность, будучи президентом Церковного союза, в доме Вудов постоянно бывали священники как англиканской церкви, так и католической. Вуд неустанно боролся за признание англикан третьей ветвью Церкви, но раз за разом терпел неудачи, а впоследствии получил официальный отказ своим чаяниям от Ватикана и папы Льва XIII. Это тяжело ранило его, но не сломило и не заставило отречься от своей идеи.

Будучи за границей, от своих обычаев Вуды также не отступались. Где бы семья ни находилась, в 6 утра они обязаны были быть в церкви, причем католической. Англиканские церкви вне Британии их требованиям не удовлетворяли. Особой ролью в своей жизни и жизни детей лорд Чарльз наделял евхаристию. Обряд святого причастия через ритуальное поглощение плоти и крови Христа был для него необычайно важен: «Я всем ему обязан. Я не могу вообразить свою жизнь без него. Это помогло мне во всех моих искушениях; это сдерживало меня, насколько возможно так, как не могло удержать ничто другое»25.

Причастие совершалось ежедневно, заставляя Эдварда принять Христа в себе в прямом смысле этого слова: «Вряд ли это возможно переоценить, поскольку обряд вселял полное чувство интимных отношений с нашим Избавителем. И эта ежедневная встреча была самым большим заверением и облегчением, настоящим общением с нашим Господом, которому мы несли надежды, неприятности, печали, радости, сомнения, неудачи, собственные или чужие, и оставляли ему с гарантией полного сочувствия и понимания. Таким способом, я думаю, мой отец обучил нас чувствовать то, что было твердыней его собственной веры. Мой долг ему за это вне оценки»26.