Лорд-грешник

– Чем вы тут занимаетесь? – спросил Майкл, через плечо Эвана разглядывая гравюры. – Послушайте, здесь вообще нет женщины.

– Это бог Аполлон и мальчик Гиацинт, к которому он питает нежную любовь.

– Отвратительно. Хотя другие милы. Даже лучше тех картинок «Моди» у вас в Лондоне. Не такие поучительные, зато красивые.

– Я как раз думал то же самое. В гравюрах Раймонди нет мифологии, они смелы, откровенны, поэтому художник был заключен папой в тюрьму. В эпоху Возрождения подобное содержание казалось вполне естественным, но его «I Modi» зашли слишком далеко. Перед тобой «Любовь богов» Каральо – гравюры менее откровенные, но, в конечном счете, более художественные.

Майкл фыркнул:

– Может, и художественные, а показывают совокупляющихся людей. Не разглядывайте их слишком долго, сэр: здесь только я, и если у вас появится намерение, то я не Гиацинт.

Эван посмотрел на улыбающегося слугу.

– Не знаю, почему я тебя до сих пор терплю; твоя наглая фамильярность и отсутствие манер давно перешли пределы допустимого. Пожалуй, мне следовало бы выгнать тебя…

– Но вам нужен кто-нибудь, кто присмотрит за вами, когда вы напьетесь. Разве я не понимаю? Я многое терплю и сам, чего не потерпит ни один порядочный слуга, особенно то, что происходит в ваших комнатах.

Покончив со своими обязанностями, Майкл начал переходить с одного места на другое, оглядывая драпировки и картины, а Эван опять занялся гравюрами, призывая себя к их аналитическому исследованию.

Кажется, подлинники. Техника начала шестнадцатого века, когда еще не применялись выпуклые контурные линии для теней. Бумага обрезана точно под размер пластины, что характерно для того времени. Но изображения выглядели на удивление новыми, словно их тщательно оберегали. Впрочем, это и понятно – если учесть эротическое содержание гравюр, их вполне могли веками прятать от посторонних глаз.

– Взгляните сюда. Это, должно быть, их родители.

Эван повернул голову. Майкл сидел за потемневшим от времени письменным столом, и перед ним лежали две миниатюры. Ящик стола был выдвинут.

Поднявшись, Эван сделал три шага, чтобы закрыть его.

– Бедная женщина пожертвовала для нас собственной кроватью. Ты мог бы избавить ее от своего чрезмерного любопытства.

– А красивый был у них отец. – Майкл прикоснулся к портрету рыжеволосого мужчины. – Да и мать тоже довольно хороша, у нее было сходство с Анной, второй сестрой. Другой мужчина – наверняка брат.

Майкл открыл маленькую кожаную папку, и Эван взял рисунок. Его сделала Брайд, он был уверен. Бесстрастный художник не смог бы уловить такое необычное выражение на лице молодого человека, он даже не заметил бы его.

– У них нет брата.

– Тогда это любовник Бодиши, – осклабился Майкл, явно не собираясь утруждать себя размышлениями.

– С чего ты взял, что это портрет любовника?

– Джоан вроде бы сказала, что прошло больше года с тех пор, когда в их доме в последний раз был мужчина: его звали Уолтер. Судя по тому, как Джоан говорила о нем, это друг мисс Камерон. – Майкл снова улыбнулся. – Не вся вода в этом озере чиста, так я думаю.

Эван долго смотрел на портрет. Так вот он, «друг» Брайд. Уехал больше года назад. Что ж, ладно, дальше будет видно.

– Мы должны что-то придумать. – Брайд с тревогой оглядела сестер и Джилли, с трудом поместившихся в тесной спальне Джоан. На всех были ночные рубашки, чепцы и шали. Деревянный ящик, который Мэри унесла из гостиной, покоился на столике. Брайд только что пересказала им свой разговор с лордом Линдейлом, но они еще осознавали, насколько опасным становилось их положение.

– Вчера я как могла избегала графа, не в силах выносить его самонадеянность, но, боюсь, завтра он потребует, чтобы я приняла его «великолепный план». Это облегчит его совесть и позволит тени Дункана Маклейна покоиться в мире.

– Неизвестный гость принес беду, я сразу это поняла, когда увидела, как он тут скачет галопом, будто хозяин. – Джилли покачала головой.

– Одно утешение – он тут никто. – Брайд вздохнула. – Он не имеет отношения ни к Сазерленду, ни даже к северной Шотландии, если на то пошло. Южанин до кончиков ногтей.

– А может, примем его план? – с радостным воодушевлением предложила Мэри, – Тогда мы сможем переехать в Глазго и заживем там с шиком. Граф купит нам всем наряды и дамские шляпы; возможно, у нас даже будет экипаж!

– Нет, мы не примем его предложение, Мэри, и в этой комнате все, кроме тебя, знают почему. Все равно ты никогда бы не прокатилась в экипаже, поскольку в городе я сразу бы заперла тебя в спальне, пока не убедилась бы, что не сбежишь с каким-нибудь лживым проходимцем, который улыбнулся тебе на улице.

Мэри презрительно скривилась.

– Ты просто думаешь, что он вернется, и потому хочешь остаться, – выпалила она. – Это несправедливо.

– Не будь дурочкой, – сказала Анна, словно очнувшись от мечтаний. – В городе мы не сможем делать то, что делаем.

– Но в городе, где лорд Линдейл станет оплачивать наше содержание, нам не надо будет делать то, что мы делаем, – бодро ответила Мэри.