Лорд и королева

Уолсингэм понял, что происходит, еще на ранней стадии заговора, потому что в его руки попался священник по имени Гилберт Гиффорд, которого отправили в Англию с секретной миссией подрыва протестантизма при поддержке влиятельных католических семейств. Уолсингэм пообещал сохранить ему жизнь, если тот станет его осведомителем.

Священник согласился на это предложение, и, когда Марию перевели из Татбэри в Чартли, Гиффорд договорился с пивоваром, который поставлял пиво в Чартли, чтобы он переправлял письма к Марии и обратно. Их вкладывали в водонепроницаемые коробки и опускали в бочонок для пива — письма к Марии переправлялись в полных бочонках, от нее — в пустых. Гиффорд забирал ее письма и, прежде чем передать их по адресу, вручал Уолсингэму, который, в свою очередь, отдав их сначала в руки опытного шифровальщика, изучал содержание писем и был способен проследить за каждым шагом и движением заговорщиков.

Заговор состоял в том, что шесть человек должны убить Елизавету. Одним из шестерых должен был стать Бабингтон. Если они успешно справятся с этой задачей, то, как они твердо были уверены, им легко удастся посадить на трон Марию.

Уолсингэм, как один из лидеров протестантской партии, всегда сожалел, что Марии позволяют оставаться в живых, и коль скоро письмо Марии к заговорщикам, в котором она полностью поддерживала покушение на Елизавету, оказалось в его руках, он, не теряя времени, арестовал этих людей, выложив перед королевой и ее Советом всю суть заговора.

Как только новость разнеслась по Англии, страну охватила радость. Разжигались костры, на зеленых лужайках в деревнях устраивались танцы, в городах на улицах распевались песни. Всеми любимая королева чудом избежала смерти, и наконец-то эта шотландская Иезавель продемонстрировала ее самому милостивому величеству свою истинную сущность. На перекрестках улиц и в церквях служили молебны.

Елизавета с огромной признательностью следила за этими проявлениями любви и преданности, но она знала, что народ требует смерти Марии.

Семерых заговорщиков, чьи имена назывались в письмах, со связанными за спиной руками протащили через город от Тауэр-Хилл до Сент-Жиль-Филдс. Одним из семи был Энтони Бабингтон. После повешения их вынули из петли еще живыми, разрезали на куски и выпотрошили внутренности. Подобную жестокость можно было часто наблюдать во времена правления великого Генриха, в настоящее же время она стала редкостью.

Мучительные крики истязаемых людей разносились за пределами Сент-Жиль-Филдс, и, слушая их, многие думали о развратной женщине, на которую они возлагали ответственность за ужасные страдания этих людей.

На следующий день еще семь человек приговорили к подобной ужасной казни, но Елизавета, понимая настроения народа, ждущего от нее милосердия, приказала, чтобы их не резали на куски, пока они не умрут. Надругательство над их телами следует произвести после их смерти.

Оставалась Мария, и Елизавета понимала, что та должна умереть, несмотря на то, что была королевой.

Из Чартли Марию перевели в Фотерингей; специальная комиссия пэров, тайных советников и судей подвергла ее допросу и, несмотря на все ее возражения и доказательства невиновности, ее неоднократные выкрики, что Уолсингэм подделал письма, которые он представил королеве и ее министрам, признала ее виновной в заговоре против Епизаветы и приговорила к смерти.

Но даже теперь Елизавета не спешила подписывать смертный приговор. Она хотела сохранить в неприкосновенности принцип, что короли стоят выше суда простых смертных. Однако на королеву оказывали сильное давление. Ей напомнили о сложившихся отношениях с Испанией, и в конечном счете она склонилась к подписанию приговора. Но она не спешила отдать его на исполнение, а так как Уолсингэм в это время заболел, вся ответственность за отправку приговора в Фотерингей легла на ее секретаря Уильяма Дэвисона.

И вот февральским утром Мария, облаченная в черный бархат, с распятием в руке, отправилась в зал замка Фотерингей, где ее ждали плаха и палач. Она спокойно простилась со своими слугами.

— Не плачьте, — сказала она им, — это повод для радости, а не для печали, ибо теперь вы увидите, что земные страдания Марии Стюарт подошли к долгожданному концу.

Весь католический мир стал говорить о дьявольской подделке Уолсингэма, о греховном поведении Елизаветы, руки которой по локоть в крови.

Уолсингэм и Бэгли плевали бы на своих врагов. Но не королева. Угроза войны подошла вплотную, в испанских портах кипела работа по постройке Армады, которой предстояло завоевать весь мир, и ее первой жертвой должна стать Англия Елизаветы.

Королева пыталась умиротворить своих врагов. Ее первейшей заботой было оттянуть этот дьявольский день. Время было ее союзником — сейчас, как и всегда.

Она избрала Уильяма Дэвисона козлом отпущения. Она заявила, что в ее планы не входило отсылать приказ о смертном приговоре в Фотерингей. Она оплакивала свою шотландскую сестру. Она никогда не желала смерти Марии.