Лорд и леди Шервуда. Том 1

Он настолько утратил власть над собой из-за встречи с Марианной, что позволил другому читать в его сердце и тем самым невольно подставил под удар ту, которую оберегал сам и приказал беречь остальным. Конечно, опасности нет: Статли будет молчать о том, что узнал. И природа проницательности, которую проявил Статли, была Робину понятна. Друг сам был влюблен, и Робин знал, в кого. Он мог бы отплатить Статли той же монетой, поскольку тот был уверен, что его влюбленность – тайна для всего Шервуда, и в особенности для Робина. Но зачем ему смущать Статли? Тот ведь не ожидал, что угадает так верно, а Робину и гадать не о чем. Но своими словами друг оказал ему плохую услугу: Робину вдруг стало не под силу справиться с тем, что творилось в его душе, словно вопросы Статли сняли камень, закрывавший родник, и тот забил с такой силой, что его уже было не остановить. Проведя ночь без сна, так и не сладив с собой, Робин отправился к священнику, с которым был дружен не он один в Шервуде и который добровольно возложил на себя обязанности духовного пастыря вольного леса.

Эта дружба началась необычно – с довольно яростной стычки между священником и Виллом Скарлетом. Конечно, если бы Скарлет всерьез пустил в дело меч, то одним из служителей церкви стало бы меньше. Но священник не был так же сдержан и едва не раскроил дубиной голову Виллу, который всего лишь хотел попросить его окрестить новорожденного сына Кэтрин и Джона, но на всякий случай вынул из ножен меч прямо на глазах у священника. Возникшее недоразумение быстро разрешилось, священник согласился провести обряд крещения и стал частым гостем в Шервуде, а вольные стрелки – в церкви, где он служил.

Увидев лорда Шервуда, священник просиял и широко раскинул руки.

– Ба! Вот это гость у меня сегодня! Приехал по делу, Робин, или просто решил меня проведать?

– По делу, – улыбнулся Робин, садясь на скамью, и, сняв с плеча ремень тяжелого колчана, положил его рядом.

Отец Тук тем временем успел принести пару кубков и кувшин с вином.

– Что же за дело тебя привело? – спросил он, разливая вино по кубкам. – Хотя никакое дело не может быть помехой глотку хорошего вина в компании доброго друга!

Отец Тук повернулся к Робину, чтобы протянуть ему кубок, но заметил что-то непривычное в глазах лорда Шервуда, отчего, так и не передав Робину кубок, опустился на скамью рядом.

– Ну говори, – предложил он, не сводя встревоженных глаз с лорда Шервуда, который выглядел очень усталым, и не телом, а душой. – Да все ли живы и здоровы? Неужели кто-то получил рану и настолько плох, что его необходимо срочно исповедовать?

– Да, – одними уголками губ усмехнулся Робин и, встретившись взглядом с отцом Туком, признался: – Меня, святой отец. Я нуждаюсь в исповеди.

Отец Тук окинул Робина недоверчивым взглядом и медленно поднес кубок к губам.

– Решил пошутить надо мной?

Робин покачал головой.

– Нет, святой отец, мне не до шуток.

Встревожившись еще больше, отец Тук поставил так и нетронутый кубок на скамью и внимательно посмотрел на лорда Шервуда.

– Тогда начинай, сын мой, – тихо предложил он. – Говори, что тяготит твою душу.

И Робин, глядя перед собой, негромким ровным голосом начал говорить. По мере того как продолжалась его исповедь, голос Робина менялся, а на лице священника отразилась целая радуга чувств: сначала удивление, потом понимание, а в самом конце лицо отца Тука приняло выражение глубокой печали.

– Надо же! – отозвался он тяжелым вздохом, когда исповедь лорда Шервуда закончилась, и сокрушенно покрутил головой. – А я ведь, как все в твоем Шервуде, был уверен в том, что любовь к женщине не занимает тебя. Такая любовь! Оказывается, ошибался. Хотя что тут удивительного? Она и впрямь замечательная девушка, редкостная по красоте и облика, и души.

Услышав эти слова, Робин удивленно приподнял бровь.

– Ты говоришь так, словно в точности знаешь, о ком шла речь. А ведь я не назвал тебе имени!

– Да, имени ты не назвал, – с грустью усмехнулся отец Тук, – но в остальном описал так красочно, что невозможно было не узнать. Она моя духовная дочь, Робин, так что мне не составило труда понять, о ком ты говорил.

Он повернул голову к Робину и, встретив его настойчивый, вопросительный взгляд, едва заметно пожал плечами.

– Ты ждешь от меня каких-то слов? Каких, Робин? Мне надо еще раз сказать, как называется чувство, которое родилось в твоем сердце?

– Нет, – покачал головой Робин, по-прежнему не сводя глаз с отца Тука. – Я уже сам и давно понял, как его следует называть. Подскажи, что мне с ним делать, святой отец.

Священник возвел глаза к сводам церкви и долго молчал, размышляя над ответом.

– Если оно докучает тебе и слишком сильно занимает твой ум в ущерб остальному, вырви его как сорняк с поля, – наконец сказал он.

– А если нет? – быстро спросил Робин.

– Если нет… – отец Тук снисходительно усмехнулся. – Тогда зачем ты сегодня пришел ко мне и почему твоя душа возжелала исповеди?

Слегка сощурив глаза, Робин неотрывно смотрел на отца Тука, и тот даже немного отодвинулся под таким взглядом и предостерегающе покачал головой.