И вот, Осма запела. Нельзя это было назвать песней, и точно так же нельзя это было назвать привычными человеческому уху звуками. Это было похоже на прерывистое мычание, которое рождалось глубоко в горле Поющей. Мое сердце затрепетало, подстраиваясь под ритм, начало биться вместе с ним — а пульсация звука все ускорялась, и, это было невероятно — навевала сон. Я несколько мгновений боролась, но веки потяжелели, спать хотелось… Невозможно, почти до тошноты. И я не выдержала, сдалась — и сей же миг скользнула в непроглядную тьму. Но даже там казалось, что, протяни я руки — и коснусь горячего, ритмично сокращающегося сердца, сотканного из чистой магии, дарованной степью.
Потом… не знаю, сколько времени прошло, но я открыла глаза. В шатре стало светлее, в очаге плясало пламя, трещали поленья. Поющая все так же сидела на полу, скрестив ноги, положив кисти рук на колени. Она спокойно смотрела на меня и почему-то улыбалась.
— Так гораздо лучше? — спросила она, едва я шевельнулась.
Я прислушалась к себе.
И правда, значительно лучше. Боль ушла. В теле… забытая уже легкость.
— Сарро не солгал, ты действительно красавица, — заключила алишс, — я вижу на твоем челе золотой венец.
Я подняла руки и ощупала лицо. Отеки спали, от побоев не осталось и следа.
— Спасибо. А что за венец…
— Не забывай нас, мы почитаем теней, — мрачно оборвала меня Поющая.
— Так ведь я…
Договорить мне не дали: полог шатра резко дернули в сторону, и я едва сдержалась, чтобы не завизжать: у входа, слегка пошатываясь, стоял сам Танель. По пояс обнаженный, тело блестит от пота.
— Ну, что? — он спросил это заплетающимся языком, — подготовила ее?
— Первый среди алишс может не сомневаться, — елейным голосом ответила Поющая, — она готова ублажать тебя всю ночь напролет.
Чувство обиды, что меня снова жестоко обманули, было столь оглушающим, что я снова едва не расплакалась. Особенно когда вождь так стиснул мои плечи, что, казалось, ещё немного — и кости переломает. Он дернул меня вверх, заставляя подняться, и несколько мгновений всматривался в мое лицо. А я — в его. И чем больше смотрела, тем сильнее становилось отвращение. Танель был изрядно пьян, глаза покраснели, подернулись алыми прожилками. И несло от него какой-то пакостью, это совсем не походило на те благородные вина, что пивал герцог ле Ферн.
— А ты ничего, Сарро прав, — внезапно хрипло проговорил он, — проверим, насколько ты хороша на ложе.
И потащил к выходу, бросив на прощание:
— Благодарю, Осма. Поутру принесу ее голову, сваришь зелье Силы.
Я подобралась. Выходит, он меня решил убить. Вряд ли мне удастся заставить его передумать, учитывая полное отсутствие опыта в делах любовных. Общение с Эрисом Аш-исси, вернее, с его фантомом, я за таковой не считала: слишком коротким было наше общение, да и всю инициативу он брал на себя. Вождя мне удивить нечем.
«Следовательно, — думала я, семеня рядом с размашисто шагающим мужчиной, — либо он убьет меня, либо я убью его. Другого пути, пожалуй, нет».
А шли мы через лагерь. Давно стемнело, отовсюду раздавались возгласы алишс, прославляющие вождя и Поющую. К ним примешивались звуки куда более интересные — от них я стремительно покраснела. Танель вдруг дернул меня, прижал к себе, прошелся рукой по спине, погладил ягодицы.
— Нравится? — шептал он пьяно, — скоро и ты будешь так же кричать. А потом, когда я сполна наслажусь тобой, я отдам тебя своим лучшим воинам. И на рассвете мы отрежем тебе голову, чтобы Осма сварила зелье, которое сделает нас еще сильнее, которое поможет нам восставать из мертвых…
Он бубнил что-то еще, но я не слушала.
В отчаянии я пыталась поймать в себе хоть искру магии, но — не могла. Резерва по-прежнему не было. Будь ты проклят, Аш-исси!
Но мне нужно было как-то взять себя в руки, перестать трястись от ужаса. Точно: либо я, либо он… А потом? Что потом мне делать? пожалуй, я смогу улизнуть. В конце концов, Осма меня подлечила, силы есть. Если поднырнуть под пологом шатра и выбраться из-под него там, где нет охраны… Алишс достаточно пьяны. Возможно, не заметят, а когда заметят, я успею вернуться в замок Ферн, а если и не успею… Уж где-нибудь да спрячусь.
Наконец мы добрались до шатра вождя. Танель отогнул полог, толкнул меня внутрь и вошел следом. Я быстро осмотрелась: все так же, как у Поющей. Полумрак, тлеют угли в очаге, у задней стены — высокое ложе, устланное шкурами. Рядом с очагом — низкий, срубленный из дерева столик, и там полупустое блюдо с мясом… Большой нож.
Я опомнилась, когда на мне затрещала одежда. Алишс попросту разодрал платье сверху до низу, швырнул то, что от него осталось, в сторону и пьяно хохотнул:
— А что, свежая ягодка! Пошла, живо. Ложись.
И он, громко сопя, принялся распускать шнуровку на штанах. Я же… Стиснув зубы, заставила себя забыть о том, что стою перед ним в одних панталонах. У меня почти не было времени, если не сейчас — то когда? Я скользнула вбок, подхватила нож и, пока Танель возился с кожаными шнурками, путаясь в них и ругаясь в полголоса, сделала последний шаг.
Святая Матильда!